Сначала его любили, хвалили, восхищались им. Потом его стало модно ругать - за монархизм, за дружбу с Руцким, за то, за се... Казалось, он не обращал внимания ни на первое, ни на последнее. Единственное, что его волновало, - это фильмы, которые он продолжал снимать с завидной плодовитостью. В этом году закончил работу над тремя картинами. И планов - громадье. В общем, все такой же - "сами с усами"...
- Никита Сергеевич, посмотрев ваш фильм "Утомленные солнцем", я подумал о том, что, может быть, сегодня России у власти не хватает именно режиссера. Который не потерпит в своей группе разгильдяев и жуликов. Который, уж если берется играть людскими судьбами, то знает, что делать или как минимум с чего начать. Вам никогда не приходило в голову, что вы могли бы стать президентом?
- Большинство людей, которые оказывались на этом месте, думали в первую очередь о том, как президентом стать. Никто из них не думал, как же перестать им быть? Но меня интересовал бы в первую очередь вопрос: зачем я туда иду? Что я должен сделать, чтобы достойно передать это место достойному и самому уйти не вперед ногами, и не под зад коленом, и не с инсультом, и не в тюрьму. У тех же, кто рвется к президентскому креслу, одна задача - скорее занять его, а потом - разберемся. Потом не разберемся. Ведь огромное число людей, которые пришли вместе с тобой, начинают, как снегоуборочные машины, грести под себя. Словом, вместо сытых, которых согнали, прилетели голодные, которые расхватают то, что осталось. Поэтому передо мной этот вопрос никогда не стоял - в том смысле, что мое положение, мое имя, моя профессия, мои друзья, моя свобода мне намного дороже, чем лимузин, охрана, "девятка", дача, ядерная кнопка и все остальное.
- Я понимаю, что это очень здорово - быть одним из лучших режиссеров России, получать "Золотых львов"... А в президентстве обязательно вляпаешься, замажешься. Нет ли в вашей позиции интеллигентского желания остаться чистым?
- Вы даже не представляете себе, насколько ваши предположения далеки от реальности. Я в жизни все делал своими руками. А уж в "Утомленных солнцем" -там в титрах сплошной я, даже как-то неловко. Я готов влезть в любое дело, если я понимаю душой своей его необходимость. Готов - для гармонии.
- Для чьей, простите, гармонии?
- Когда я говорю "для гармонии", то имею в виду себя, свои мысли и поступки. А они направлены в страну, а не из нее. Например, я предложил свою кандидатуру господину Ярову в качестве эксклюзивно отвечающего за перезахоронение царских останков. Потому что знаю, что из этого попытаются сделать. Перевезут в самолете, быстро закопают и потом будут возить туристов. Я же предлагаю людям не суетливо прятать концы в воду, а посмотреть друг другу в глаза. Из Екатеринбурга до Санкт-Петербурга передать останки из рук в руки. Я не питаю иллюзий, что это переделает людей, но знаю, что это шаг, необходимый для покаяния. Россия - христианская страна. А поскольку все ее правительства с 1917 года вне закона, потому что пришли к власти через расстрел царской семьи, - покаяние необходимо. Лазарь Моисеевич Каганович, поворачивая, условно говоря, ключ взрывного устройства, чтобы разрушить Храм Христа Спасителя, сказал легендарную фразу: "Так мы задерем подол всей России..." Вдумайтесь в нее. Неужели же после этого можно сказать себе: "Ладно, забыли. С понедельника у нас новая жизнь"?
- В ваших глазах так часто можно прочесть - знаю, а в движениях - могу, что так и хочется спросить, бывают ли у вас моменты, когда вы в абсолютной панике, растерянности, в состоянии "ничего я не знаю, ничего я не могу"?
- Бывают. Но есть одно средство - молиться. Причем не фарисейски. Если ты не лукавишь, если ты вспоминаешь о Боге не только тогда, когда тебе плохо, - за что, Господи, мне так плохо? Но когда еще говоришь - за что, Господи, мне так хорошо? Это единственное средство обрести духовное равновесие, покой, силу, уверенность или по крайней мере осознание того, что ты не один. Что такое паника? Паника - это одиночество. Тогда ничего не можешь и не знаешь, что делать.
- И все-таки: было ли вам когда-нибудь по-настоящему страшно?
- Когда я замерзал в тундре. Собаки мои легли, и сам я как-то "отключился". Открываю глаза - я сижу на нартах, замороженный. И видения: корзина огромная плывет, и теплый ветер (а тут - 62 градуса мороза) тащит по перрону обертку от конфеты "Каракум". Угасающим сознанием я понял, что замерзаю, - это первый признак, когда видишь сладкое. Спасла Большая Медведица. Я подумал: она и здесь, и в Сочи, и меня видит, и брата, и отца... И эта мысль меня внутренне собрала, я начал дышать, дышать... И встал, поднял собак... Но испугался я уже потом - настоящий страх всегда чуть запаздывает...
- Как вы относитесь к расхожей фразе о том, что настоящий художник должен быть в стороне от политики? Фильмы ваши вроде аполитичны, а сами вы политики не чураетесь. Ваша дружба с Руцким, например, - просто притча во языцех...
- А моя дружба с Руцким не носит политического характера. Я его любил как летчика, офицера русского, товарища моего, веселого, смеющегося, выпивающего, рассказывающего про свою жизнь и выслушивающего про мою жизнь. Для меня совершенно необязательно разделять с ним политические взгляды для того, чтобы его любить. И, слава Богу, я умею отделять одно от другого. Я никогда не выбирал друзей по их должностям. Он стал моим другом до того, как - вице-президентом, он был моим другом и в тюрьме... Это мое личное дело.
- И вы будете за него голосовать?
- Нет.
- Рассчитываете при этом остаться с ним друзьями?
- Я - да. А уж как он - хватит ли у него понимания того, что для дружбы необязательно быть в одной партии, не знаю.
- Есть ли рядом с вами человек, с которым вы могли бы запереться в своем кабинете на целый день, попивать водочку и разговаривать? К которому бы кинулись, побросав все, если у него что-нибудь случится?
- Конечно, такие есть. Актер Женя Стеблов, с которым мы можем сутками разговаривать, перебивая друг друга, хлопая друг друга по коленям, обливаясь слезами неизвестно почему... И Леша Артемьев - композитор, совершенно изумительный, с которым мы можем не видеться месяцами, но для меня достаточно осознания того, что он где-то сидит со своей бородкой и мычит себе под нос какую-нибудь мелодию...
Для меня понятие "друг" определяется очень точной репликой, не помню, чьей: не тот друг, кто с тобой, когда ты прав, а тот, кто с тобой, когда ты не прав...
- В истории с неполучением вами Гран-при Каннского фестиваля вы повели себя несколько нервно. Честно говоря, было обидно, что вы придаете этому такое значение.
- А что, простите, вы называете "нервным поведением"? Что вы имеете в виду?
- Ну, например, вашу фразу: "Я больше ни ногой на эти фестивали"...
- Конечно, проще сказать: дали, не дали - не имеет значения. Но... для этого хорошо сидеть в деревне, на Оке, и узнать, что не дали. Пальмовую ветвь отдали кому-то еще - ну и слава тебе, Господи. Большое спасибо. Наверное, так, в принципе, и следовало выступать. Но когда ты знаешь, почему тебе не дали и кто не дал, хочется дать понять, что ты это знаешь.
Насколько мне известно, было предложение поделить "Пальмовую ветвь", которое, кажется, исходило от Клинта Иствуда. На что Катрин Денев, получившая "Оскара" за посредственный "Индокитай", сказала, что нет, делить не будем, хотя "Пальмовая ветвь" в прошлом неоднократно бывала разделена... Вы понимаете, самое оскорбительное заключается не в том, что не дали мне, а в том, что в выборе между двумя странами предпочли не твою страну. Вот точная формулировка. Но эта реакция для меня нетипична -обычно я следую тому, чему меня с детства учила мать: всегда брать чуть-чуть меньше того, на что имеешь право...
- Вы всегда точно знаете, где эта грань? Что можно делать и чего нельзя?
- Надеюсь, что знаю. Я не помню точно цитату Герцена, но смысл сказанного им таков: человек, чьи поступки и помыслы не в нем самом, а вне его, - раб при всех храбростях своих. Поэтому я лукавил, обманывал, отказывался, говоря, что недостоин такой серьезной темы, как "Малая земля", что я не член партии и, к сожалению, выпиваю и т. д. Я не пер на стену, не становился диссидентом - я лукавил и делал свое дело. Ставил "Механическое пианино", "Рабу любви", "Обломова"... Делать свое дело - это первое. И второе - надо любить то, о чем ты говоришь как художник. Если я люблю борщ, пельмени, рюмку холодной водки, соленые огурчики, блины с икрой, квашеную капусту и клюквенный сок, то совершенно понятно, почему я не воспеваю гамбургер. Но я хочу говорить не против гамбургеров, а за пельмени.
- Легко ли вы вступаете в драку?
- Нет. Я пытаюсь сделать все, чтобы избежать столкновения, последствия которого трудно предсказать. Драка - это очень конкретно. Один бьет в морду за то, что оскорбили его или его жену, другой - за то, что ему не уступили место, третий - просто потому, что ему не нравится морда, по которой он бьет...
- Тогда позвольте вам напомнить один ваш почти героический поступок: вы ехали в поезде, и у вас украли деньги... Можете продолжить?
- Это было в поезде Москва - Петербург. Я заперся в купе и заснул. Проснулся ночью и увидел в проеме полураскрытой двери человека в темной майке. Снова заснул и проснулся с ощущением чего-то очень противного. Оглядевшись, обнаружил, что исчезли деньги - 150 тысяч рублей и около 220 долларов. И не в деньгах дело - охватило омерзительное чувство, что кто-то рылся в твоих вещах. Я пошел к проводнику - он был мертвецки пьян. По пути обнаружил в одном купе четверых кавказцев, среди которых был и мой ночной гость - он постарался закрыться газетой. Я понял, что не прощу себе, если это "проглочу" - здесь, у себя дома... И хотя капли холодного пота стекали по позвонкам, я подошел к нему и спросил: что ты делал у меня ночью? Он стал клясться мамой, а я сказал: мама тебя не узнает, если не вернешь все, что взял. Я был один, но, видимо, энергия сказанного была достаточно сильна. Я вышел, ко мне подошел его "коллега" и спросил: сколько взяли? Я ответил: 350 долларов. Увидел удивление в его глазах, которое он не мог высказать вслух - можно, наверное, было и большую сумму назвать. Он принес мне деньги другими купюрами, старыми, и сказал: это не твои, но мне нельзя залетать - я только что из лагеря и т. д. Самый тяжелый момент - когда поезд подходил, проснулись остальные, и неизвестно было, как они отреагируют. Но я стоял в открытом купе - и деньги со стола не убирал...
- Комдив Котов из "Утомленных солнцем" очень похож на вас - сильный такой, уверенный... А потом его сажают в машину, разбивают в кровь лицо, он сидит, раздавленный, униженный, сломленный, - и воет... Вам самому не было страшно - ну, скажем, за себя и себе подобных, когда вы это снимали?
- Было страшно, когда мы писали... Я опасался за свою шестилетнюю дочь Надю, которая играла в этом фильме. Боялся того момента, когда она увидит его на экране... Ведь пока мы снимали ее, Надя не знала, о чем идет речь. А посмотрев картину, вдруг поняла, кого она сыграла - для нее это было предательством, ибо она по роли тащила своего отца туда, где его избили, а потом, в общем-то, и убили. Мы спорили с братом, который хотел, чтобы Котов пошел на смерть сознательно. Но тогда он - просто жертва сталинских репрессий, а это неверно. Котов и в свои последние часы продолжает жить по принципу - все равны, но есть некоторые, которые равнее других...
- Можно вопрос, касающийся только вас? Как появились ваши знаменитые усы?
- Ну, здесь нет ничего особенного - отец мой тоже носил усы. Я хорошо помню, что однажды, когда он их сбрил, мама сказала, чтобы он не подходил к ней до тех пор, пока усы не отрастут...
- Боюсь, что, если вы сбреете свои, вам это скажет вся страна...
- Поэтому я их и не сбриваю. Они мне не мешают. И потом, я люблю хорошие запахи, и у меня парфюм отличный есть для усов.
- Хотя бы в двух словах о ваших детях. Знаю, что Аня и Надя уже снимаются, Степан, по-моему, - талантливый клипмейкер, Артем учится на режиссерском факультете ВГИКа. Дети совершенно органично продолжают кинематографическую династию Михалковых. Вы им помогаете?
- В мою задачу входит - не мешать им и не обязывать. Я не помогал Ане и Теме поступать в институт, не прилагал никаких усилий - тому есть свидетельства всех, кто бы очень хотел, чтобы было наоборот. Я так воспитан родителями. В свое время они не знали, куда я поступаю, куда ушел служить. Отец получил от меня письмо, когда я уже был на Дальнем Востоке.
- А как вам удается сочетать облик сердцееда с репутацией семьянина?
- Каждый видит то, что хочет... Если одно другому не мешает, и это органично - облик и репутация... (смеется). Вы очень правильно сказали. Хорошо, что не наоборот.
Финансы и рэп - союз возможен