Я б в писатели пошел...

Как круто изменилась наша жизнь за последние десять - пятнадцать лет, почувствовали, наверное, все. И не только в быту, но и в других сферах, например в профессиональной. Конечно, во все времена было выгодно торговать и невыгодно работать инженером на сто двадцать рублей. Хотя, волей сложившихся обстоятельств, и торговали, и просиживали штаны в конторах. Но мечтали-то мы не об этом! Нет, мы мечтали о престижных, интересных, ярких профессиях - летчик-испытатель, офицер, полярник, известный писатель, крупный ученый, большой спортсмен! Что может быть лучше! К этому стремились, к соответствующему образованию рвались, преодолевая огромные трудности! И, конечно, идя к цели, надеялись, что на выбранном поприще стяжаем себе славу, были уверены, что на закате трудовой карьеры получим общее уважение и достойную, обеспеченную старость. Увы, далеко не всем надеждам свойственно сбываться...

О профессиях, бывших когда-то престижными и доходными, но в наше время утративших свою привлекательность и подрастерявших изрядную долю романтики, - наша новая рубрика.

"Потомственные"писатели

ВЫ ПОМНИТЕ, как когда-то, в юности, к вам в школу, пионерский лагерь, на производство, да все равно куда, приезжал писатель? Вы непременно должны об этом помнить, поскольку не было такого уголка в нашей стране (ну, может быть, за исключением яслей или психбольниц), куда бы хоть раз в пятилетку ни привозили выступать писателя. Нет, конечно, вы не помните его фамилии, разумеется, вы не читали его произведений, однако исправно отсиживали пару часов в актовом зале или красном уголке, может, даже подремывали, пока он вещал вам что-то о своем творчестве, читал стихи (если поэт) или даже фрагменты романа (если прозаик). Его привозили и увозили на машине, ему жало ручку начальство, и он оставался в вашей памяти неким туманным, однако весьма значительным впечатлением. Существовала твердая уверенность, что писатель - существо уважаемое и облеченное государственными полномочиями. Ну а реально, по-настоящему-то, каково было БЫТЬ ПИСАТЕЛЕМ в не столь уж давние годы и каково им быть теперь? Об этом мы поговорили с Валентином Васильевичем СОРОКИНЫМ (не только не родственником, но, как он сам подчеркивает, даже не однофамильцем скандально известного автора "Голубого сала"), просто известным поэтом, проректором Высших литературных курсов Литературного института им. Горького, заместителем председателя исполкома Международного сообщества писательских союзов и сопредседателем Союза писателей России.

- Раньше в члены Cоюза писателей пробивались всеми правдами и неправдами, в том числе по партийной линии, связям и знакомствам, а пробившись, тянули туда же своих детей и прочих родственников. Была такая мода на династии во всех областях. Ну, если может быть потомственный металлург или шахтер, то почему бы не быть потомственному писателю? А случалось и по-другому. Когда совсем простой, без особых связей человек писал что-то для души, возможно, ходил в литературную студию или объединение, а таковых было немало, оказывался (вполне по заслугам) на виду, его произведения публиковались вначале в местной печати, потом замечались в региональном отделении Cоюза писателей, их обсуждали и рекомендовали к изданию отдельной книгой. А дальше - бюрократические процедуры, заявления, утверждения и заветная корочка с надписью "Союз писателей СССР" в кармане. И тогда новоиспеченный полноправный советский писатель получал множество различных льгот и преимуществ.

Блага и недостатки

НАЧНЕМ с того, что любой (даже плохой) писатель обязательно публиковался. Да не как-нибудь! Попав в союз, он тут же попадал и в очередь на издание. И регулярно, конечно, нераскрученный новичок реже, маститый - чаще, получал право на книгу не только за государственный счет, но с таким гонораром, что хватало на два-три года безбедной жизни. Его имя оказывалось в каталожном списке даже самых захудалых сельских библиотек, потому что тиража менее 10 тысяч просто не бывало. Его приглашали на те самые "встречи с читателями", а каждая такая встреча - это гонорар в 20 полновесных, настоящих рублей. Он мог заниматься какой-либо административной работой в союзе (служить), а мог спокойно сидеть дома и при этом отнюдь не считаться тунеядцем. Ему шел трудовой стаж, причитались лишние 20 метров жилья (кабинет!) да пятидесятипроцентная скидка с его оплаты. Он ездил за счет Союза писателей по стране, ведь постоянно проводились дни культуры - не Каракалпакии, так Туркмении или еще чего-нибудь, был шанс попасть и за границу (хотя, конечно, в такие поездки чаще брали наиболее приближенных к "верхушке"). У него была своя писательская поликлиника, дома творчества с бесплатными или чрезвычайно льготными путевками, в том числе и на море, детский сад для его детей. Короче - твори не хочу! Однако были и свои минусы.

Главным недостатком, конечно, была цензура. Куда ж без нее? Но самое смешное, что сидела она, как правило, не в специальном кабинете, а внутри писателя. За очень редкими исключениями сочинители сами блюли ту грань, которую не стоило переходить. С другой стороны, как это ни странно, настоящий яркий дар, типа Астафьева, Можаева, Белова, непременно пробивался. Пусть ему изрядно трепали нервы согласованиями и разрешениями, надолго задерживали выход книг, но истинная звезда светила через все тернии. Возможно, считали, что лучше "выпустить пар" через острые и нелицеприятные произведения, чем дождаться настоящего взрыва.

И от разных "дней литературы" польза была. Народы, населявшие СССР, узнавали о существовании друг друга, знакомились с национальной спецификой, привыкали к тому, что "и так бывает", и во многом благодаря тем же писателям получали своеобразную прививку от ксенофобии.

Итак - хорошо было быть писателем. Хлебно, сытно и удобно. А потом вдруг все кончилось.

Что теперь?

КОГДА началась перестройка, первое, что сделали писатели, это... перессорились! Были и политические, и моральные, и вполне материальные к тому основания. В процессе приватизации всех перечисленных писательских благ одним досталось больше, другим меньше, кому-то вовсе ничего. Безвозвратно канули в прошлое вечера, поездки, путевки, бесплатные публикации. Рухнули в тартарары гигантские тиражи "толстых" журналов. Потеряны писательская поликлиника в Москве, детский сад, несколько домов творчества. И нету нынче трудового стажа за членство в союзе. Ничего! Осталось, пожалуй, только право на дополнительные 20 метров жилья, прибавляемые к социальной норме, - по замшелому закону чуть не от 38-го года.

Зато на развалинах бывшего единого Союза писателей СССР теперь существует не то 8, не то 9 независимых союзов писателей. У каждого свой секретариат, свои "корочки", свои отделения в регионах, почти у каждого - свои премии и семинары, свои издания (мизерного тиража), которые, по-видимому, нельзя купить нигде, кроме как в издающем их союзе да на оставшейся общей территории - в Центральном Доме литераторов (ЦДЛ). Увы, у каждого союза осталось подспудное убеждение, что именно он и есть "тот самый, подлинный", а остальные - не пойми что. Но имеющие стаж той, прекрасной прежней жизни писатели все же очень хотят... ну не то чтобы возврата к былому, а хотя бы восстановления общих издательств, некоторой "компромиссной" системы книготорговли, позволившей бы донести до читателя не одни только любовные романы, детективы и фэнтези, а и произведения современных серьезных авторов. Иначе при теперешней структуре коммерческой литературы мы так никогда и не узнаем, способна ли еще наша земля рождать таланты и не прохлопали ли мы нового Льва Толстого, который не нашел в своем тощем кармане денег, чтоб за свой счет издать новую "Войну и мир". А слово писательское для России всегда было значимо, и к какому "топору" может призвать голодный, нищий, отчаявшийся писатель - государству стоило бы помнить!

Элина СУХОВА, член Союза писателей Москвы

Римма Казакова, первый секретарь Союза писателей Москвы

Не живем, а выживаем