ВСЕ стены квартиры народного артиста России Федора Чеханкова завешаны картинами на балетную тему: портрет Мариса Лиепы в гримерной, набросок Майи Плисецкой в роли Кармен, работы Владимира Васильева. Впечатление, что попадаешь не в жилище ведущего актера Театра Российской армии, а в дом танцовщика Большого театра.
О ПИСЬМЕ УЛАНОВОЙ
- ФЕДОР Яковлевич, может, вам надо было в хореографическое училище идти? Вы только что не живете в Большом театре - бываете на всех премьерах, дружите со многими балеринами, да и в балете вряд ли кто разбирается лучше вас...
- А я недавно предложил одному из танцовщиков Большого выйти со мной в программе "К барьеру" - я бы его через пять минут уделал в пух и прах. Но это все шутки. А в хореографическое поступить я не мог, так как приехал в Москву из Орла. Там никакого училища не было. А поскольку в столицу я приехал в 17 лет, то поступать здесь было поздно. Хотя всегда мечтал именно об этом.
- А я думал, вы драматическим артистом хотели быть. Как мама.
- Мама была ведущей актрисой Орловского театра, и ее слава не раз выручала меня в детстве. А в школу ее из-за меня вызывали часто. Помню, во время одного из уроков черчения преподаватель начал меня стыдить: "Чеханков! Что ты о себе думаешь? Ты же двух прямых провести не можешь! Что из тебя выйдет в будущем? Пожалей мать!" А я ему (теперь и не представляю, как мне это могло прийти в голову) ответил: "А вы за меня не волнуйтесь! Я поеду в Москву и женюсь на Александре Александровне Яблочкиной. И жизнь моя будет обеспечена!"
Яблочкиной, к слову сказать, тогда было 90 лет. В школе, разумеется, все слышали, что она - великая "старуха" Малого театра. Маму вызывают в школу: "Ваш сын растет альфонсом. Он хочет жить за счет старых женщин". Из-за этого даже педсовет собирали, как же - учащийся Чеханков намерен себя продавать! Только благодаря маминой популярности меня удалось отстоять. А я, видимо, уже тогда интуитивно метил в училище Малого театра. Куда, к слову сказать, впоследствии и поступил. (Смеется).
- А при чем здесь в таком случае балет?
- Ну как же, балет стал самым ярким потрясением моего детства. Когда совсем мальчишкой увидел в орловском кинотеатре фильм "Мастера русского балета" и открыл для себя, что существует такое искусство, то уговорил маму написать письмо Галине Улановой. Тогда ведь именно с ее именем олицетворялось само слово "балет". Мне было лет 14. Мама написала, но Галина Сергеевна, разумеется, не ответила - мало ли таких писем она получала...
- А о чем ваша мама писала Улановой?
- О том, чтобы Галина Сергеевна рассказала, что нужно для того, чтобы стать артистом балета. Помню, как сидел в полупустом зале кинотеатра и смотрел, как она танцевала на киноэкране. Кто эти люди, что у них за жесты, думал я. Перед зеркалом дома, конечно, кривлялся, ставил, когда мама уходила, на патефон пластинку Шульженко и танцевал. Удивительное дело, но я даже не ходил в танцевальный кружок. Я вообще никакие кружки не посещал. Хотя маленьким уже выходил на драматическую сцену, играл Сережу Каренина, например.
Уланова мне не ответила. А Ольга Васильевна Лепешинская - другая знаменитейшая балерина той эпохи - ответила. Дело в том, что каждый год на зимние каникулы я ездил в Москву. Мама волновалась, но отпускала. Никогда не забуду, как по двенадцать часов ехал на автобусе из Орла, в районе Тулы мне всегда становилось плохо, укачивало. За 11 дней каникул успевал посетить 13 спектаклей. А потом возвращался домой и с трепетом перебирал собранные театральные программки.
Году в 56-м я во время очередных зимних каникул увидел в филиале Большого театра спектакль с участием Лепешинской.
Я вел недавно торжественный вечер, посвященный ее 90-летнему юбилею. И сказал, что ровно 50 лет назад посмотрел ее спектакль. Ничего тогда не понимал - что такое подъем, верчение, фуэте (это сейчас я могу диссертацию написать), но был потрясен. Естественно, отправился после спектакля к служебному входу. И вместе с двумя сотнями человек дождался ее выхода. Тогда народные артисты СССР ездили на больших черных лимузинах "ЗиС". До сих пор перед глазами стоит картина, как Ольга Васильевна вышла из подъезда и села в такую машину.
Я вернулся в Орел и написал ей письмо. И она ответила. В конверте лежало ее фото и надпись: "Благодарю за теплые слова. Желаю счастья. Ольга Лепешинская". Эта фотография была со мной всю жизнь. А с Ольгой Васильевной мы и сегодня общаемся. Ходили недавно вместе на балет "Дон Кихот".
О ДРУЗЬЯХ
- Я ЗНАЮ, вы дружите с Владимиром Васильевым, великим исполнителем партии Спартака.
- Мы знаем друг друга уже полвека. У Щепкинского театрального, в котором учился я, и у хореографического, где занимался Володя, был общий двор. Тогда ведь хореографическое находилось на Пушечной улице. Когда я поступил на первый курс, то Володя и Катя Максимова, ставшая в будущем его женой и партнершей, учиться уже заканчивали. "Щепкинцев" пускали в их столовую. Обед, как сейчас помню, стоил 1 рубль 20 копеек. А когда меня выгоняли с занятий по марксизму-ленинизму (не потому, что был диссидент, просто не мог усидеть на месте - скучно было), я шел к приоткрытым дверям балетного училища и слушал: "Закрыли ножки, открыли. Батман, плие".
Летом 58-го года состоялся смотр хореографических училищ. Тогда все впервые увидели Рудика Нуреева, Володю Васильева, Катю Максимову. Я тоже был в зале Чайковского и все это видел и помню. О том, что Володя станет ведущим солистом мира, никто не думал. А вот о Кате все было понятно уже тогда. Помню, как в столовой ее, маленькую и в бантах, подводили без очереди к кассе. И когда мы начинали возмущаться, нам говорили: "Она - лауреат фестиваля молодежи и студентов". Хотя Катя сейчас говорит, что этого не было. Но я-то помню.
Кстати, удивительное дело - когда я приехал в Москву, то мама сняла мне угол в коммунальной квартире на улице Москвина. А потом я узнал, что Володя и Катя, поженившись, тоже жили на этой улице. Там у них была их первая коммуналка. А еще неподалеку располагалась школа, в которой учился Андрюша Миронов. Каждый день, опаздывая на занятия в Щепкинское, я встречал мальчишку в форменной курточке, тоже бежавшего на урок. Когда на экраны вышла картина "А если это любовь?", в одном из героев я узнал полноватого мальчика, с которым часто сталкивался на улице.
- Вы дружили с Мироновым?
- Дружил я с его женой Ларисой Голубкиной, с которой служил в одном театре. Не могу сказать, что мы каждый день перезванивались. Но общались с Андреем довольно часто. Я бывал у них дома, и мы порою допоздна засиживались на кухне, рассказывая друг другу о своих проблемах или просто болтая о музыке. Тогда сонная Лариса являлась нас "разнимать" и разгонять. Андрей ввел меня в дом своих родителей - Марии Владимировны и Александра Семеновича.
Между репетицией и спектаклем Андрей часто приезжал отдыхать именно к маме, на Арбат. Тогда не было таких, как сегодня, автомобильных пробок на Садовом кольце и дорога от Театра Сатиры до Арбата занимала минут десять. Обычно он дремал, свернувшись калачиком, на своем любимом диванчике красного дерева, что-то перекусывал и снова мчался в театр.
В жизни Андрей не всегда был таким, каким казался публике, - легким и лучезарным. В компании, в застолье был действительно потрясающим. Кто имел неосторожность хоть раз встретить с ним Новый год, уже ни с кем другим встречать этот праздник потом не мог. А вот с утра он бывал довольно сумрачным. Я бы даже сказал, неприветливым. Все-таки нагрузки испытывал огромные. Правда, как человек воспитанный, свое раздражение скрывал.
Андрея не стало 16 августа. А через день на Рижском вокзале я встречал поезд, на котором из Латвии возвращалась Мария Владимировна. Мы с ужасом шли навстречу приближающемуся вагону - что сказать матери, потерявшей единственного сына? Мария Владимировна стояла у окна: спокойная, как скала, аккуратно причесанная. Вещи были давно уложены и стояли в тамбуре. Мы молча вошли в поезд, взяли ее чемоданы, она молча села на заднее сиденье моей машины. Не зная, что сказать друг другу, мы поехали. Наконец Мария Владимировна произнесла: "Конечно, я полное дерьмо. Я после этого жить не должна. Но у меня не хватит сил сделать это самой. Я буду жить. Жить во имя его".
Она не плакала никогда. Даже на похоронах. Иногда позволяла себе расслабиться, заходя в комнату Александра Семеновича, где на кровати были разложены фотографии Андрея, статьи о нем, его интервью. Она называла ее "мой мавзолей". В углу стоял гримировальный столик Андрея, который ей отдали из Театра сатиры. Рядом висел костюм Фигаро, тот самый, в котором Андрей играл своей последний спектакль. На столе лежала его коробка грима, ему предназначавшиеся засохшие цветы и его сверток с теннисными вещами, которые он оставил ей в последний день постирать. Однажды, выходя из этой комнаты, она мне сказала: "Федь, как страшно - я же никогда больше не услышу их голосов!" В этой сдержанной фразе и выразилось все ее одиночество.
О ПОКЛОННИЦАХ
- ВАША карьера в Театре армии начала складываться с первого дня?
- Можно сказать и так. Например, в труппу я был зачислен с зарплатой в 69 рублей. А уже через год мне прибавили десять рублей, так как за это время я сыграл три главные роли. Правда, когда мне в месткоме утверждали повышение жалованья, то предупредили, что у меня есть задатки звездной болезни. "В чем она выражается?" - спросил я. Оказалось, все дело было в моих поклонницах. Когда я играл спектакль на малой сцене, они приходили, садились в первом ряду и смотрели на меня в бинокль. Когда я потом спросил, на что же они смотрят, девчонки ответили: "На выражение глаз". Стоило мне, отыграв свою сцену, уйти за кулисы, они демонстративно начинали читать книгу. Меня за это чуть ли не вызывали к начальству: "Скажите вашим!" А я-то был ни при чем. И никогда поклонниц не шугал. А вот Лариса Голубкина (после "Гусарской баллады" у нее была совершенно дикая популярность) их не любила, и они платили ей взаимностью.
Мы играли с ней в спектакле "Солдат и Ева" (она - Еву, я - Солдата). Выходили после спектакля, а на улице стояла огромная толпа, в основном из-за нее, конечно. Программы "Артлото", которая сделала меня популярным, тогда еще не было. Стриглись под Голубкину, следили, как и куда она идет, - выставляли одного человека у метро, другого у ее квартиры.
- А вы на метро ездили?
- Ну а как? Иногда, если рубль был лишний, на такси. Лариса жила на Мичуринском проспекте в квартире, которую купила на гонорар за "Гусарскую балладу". Так ей однажды в дверной замок спичек напихали. В бинокль смотрели, кто к ней приходит в гости.
У меня под окнами тоже сутками стояли, звонили через каждую минуту и дышали в трубку. Соседи по коммуналке с ума сходили. Одна пожилая армянка, в очередной раз подняв "молчащую" трубку, не выдержала и закричала: "Перестаньте звонить, здесь живут пенсионеры союзного значения!"
- Жизнь удалась, Федор Яковлевич?
- Знаешь, мне кто-то очень хорошо объяснил - все зависит от того, от чего отсчитывать. Если я буду думать, что не сделал карьеру Чарли Чаплина, то останется пойти в туалет и повеситься. Самое главное - быть благодарным жизни.
Я категорически против фразы "непризнанный талант". Не бывает этого! Фаина Георгиевна Раневская говорила: "Талант - как прыщ, когда-нибудь на каком-нибудь месте, но вскочит". И так и происходит - если не в 18, то в пятьдесят лет. Мария Владимировна Миронова говорила, что редко бывает актер, у которого одинаково благополучно складываются две половины жизни - успех бывает либо в молодости, либо в зрелости.
По отношению к себе должен быть юмор. Думаю, мне удается относиться к себе не очень серьезно. Иногда вспоминаю свое прошлое. Детство в Орле, учеба в Москве, атмосфера первой коммуналки, закулисье Малого театра, служба в Театре армии. Дерево я посадил. Дом, увы, не построил. И, уж точно, теперь не построю. Детей не родил, это не в нашей власти. Бог или дает их, или нет. Признаюсь, я очень хотел иметь семью. У меня могли быть дети, они должны были появиться на свет в 1961 году, сразу двойня, - так сказал врач. Им сейчас было бы по 46 лет, почти столько же, сколько я служу в театре. Не случилось. Почему? Так было, очевидно, угодно Богу.
Смотрите также:
Евгений Леонов: "Мне всегда казалось, что я недополучаю любовь"