- Живы родители, здоровы дети...
- Дети и родители были всегда и при любом государственном устройстве. Мы сейчас говорим о другом: о том, что происходит вокруг нас и внутри нас самих. Мы нация, которая не умеет аналитически мыслить. Мы, к сожалению, не злопамятны. Еще неделя, и мы забудем этот "Курск", как до этого забыли первую чеченскую войну и все остальное. А надо бы помнить. Но мы снова и снова позволяем вытирать о себя ноги.
- Хорошо, но у вас есть любимое дело и даже не одно. Неужели это не позволит найти что-то светлое?
- Даже наоборот. Кроме того, Фонд помощи инвалидам, который я возглавляю, - не любимое дело. Фондом я занимаюсь только потому, что знаю: кроме меня, этим людям не поможет никто. Государство сняло с себя малейшую ответственность за жизнь ветеранов и инвалидов последних войн. Я, по большому счету, тоже ничем помочь не могу. При фонде есть ремонтно-строительная фирма, которая не так много зарабатывает, а в последнее время не зарабатывает практически ничего. Сегодня наша помощь - 500 долларов в месяц. На это даже протез купить нельзя.
- Но есть еще ваши работы, творчество: фильмы, сценарии, книги?
- Я сейчас снимаю еще один документальный фильм, который, получается, даже соответствует идеологической доктрине государства по поводу воспитания подрастающего поколения. Хотя работаю я над ним, не соотносясь с тем, о чем говорил Путин. Картина о том, как ветеранов-фронтовиков 9 Мая выживают из парка. Они уходят из парка не потому, что их гонят. Они видят вокруг пренебрежение и безразличие молодых. Они понимают, что лишние, и уходят. Уходят из парка. Уходят из жизни. И не потому, что подорвали свое здоровье на войне. Потому что устали от пренебрежения со стороны окружающих и государства. Уходит величайшее поколение этой эпохи. Надо бы успеть взять от них как можно больше, но молодым это не нужно. Замысел картины стыкуется с официальной точкой зрения. Только мой замысел искренен, а официальная точка зрения - блеф, потому что на самом деле ничего сделано не будет. А делать нужно действительно много, чтобы у нас не выросло поколение дегенератов, которые, кроме наркотиков, ничего знать не будут.
- Каким было ваше детство?
- Мы жили в Казани. Мать была актрисой в театре, там и познакомилась с отцом. Я родился, а он поступил во ВГИК. Абсурдом для него было возвращаться назад, потому что Казань ему не могла предложить работу режиссера. Я не знаю, что произошло между матерью и отцом, но они разошлись. Не мне их судить, и не мне разбираться, кто прав, а кто виноват. Да мне это и не интересно.
В Казани мы жили в одном из самых бандитских районов. С одной стороны, я рос в интеллигентной семье, где в квартире были рояль, картины на стенах, книги. С другой стороны, была улица, обыкновенный по тем временам двор. Ходили драться и двор на двор, и улица на улицу. В этом смысле как-то все нормально было.
Когда мы выросли, кто-то пошел по тюрьмам, кто-то - в армию, кто-то - в институт. Я поступил на факультет журналистики Казанского университета, но не доучился даже до конца первого семестра, бросил.
- Тогда был блат при поступлении?
- Только блат и был, потому что платные услуги тогда были редкостью. За меня тоже просили, но на экзаменах мне всегда везло как утопленнику. Учился я всегда плохо, но экзамены сдавал хорошо.
- Почему бросили университет?
- Все мои приятели были на год старше меня и к тому времени уже ушли в армию. Проводы, рассказы тех, кто уже отслужил, не давали жить спокойно. Я бросил университет, пошел работать, а потом, когда пришло время, ушел служить. Писал рапорта в Афганистан (война была тогда в самом разгаре), но в политуправлении армии, наверное, подумали, что хотел сбежать за границу, раз так настойчиво просился, и воевать не пустили.
- Как вы сейчас объясняете для себя такое странное по нынешним меркам желание - попасть на войну?
- Мы росли в другое время. Не разделить судьбу своей страны тогда было нельзя. А мысль о том, что можно повоевать и вернуться с медалью и орденом, затмевала то, что на войне могли и убить. О войне тогда мы знали очень мало. До нас доходили только какие-то отголоски того, что там происходило на самом деле. Меня отправили служить в инженерные войска. Могу вам сказать, что армия в то время ничем не отличалась от нынешней. Досужие разговоры о том, что раньше было лучше. Боеспособность советской армии - миф. Сегодня наша армия мне представляется даже более подготовленной к реальным боевым действиям, но в войсках почти нет новой техники. Ни новейших танков, ни "Черных акул". Если бы это все было, кто знает, может, был бы и чуть другой результат в последних войнах.
- Как вы относитесь к гибели "Курска"?
- Там не только "Курск", там вся страна затонула. Были бы мы другим народом, другой нацией, не было бы "Курска", не было бы Чечни и всего остального. Но мы не злопамятны и не любим думать. Я слышал, что некоторые офицеры Тихоокеанского флота собирались сорвать с себя погоны из-за стыда за то, что они служат под командованием людей, которые так цинично похоронили их товарищей. Я был бы горд за этих людей, если это действительно произойдет.
- Фильм "Место встречи изменить нельзя", снятый вашим отцом, стал очень популярным у зрителя. Вы тогда почувствовали на себе какое-то особое внимание со стороны окружающих?
- Когда показывали четвертую серию, я ушел в армию и не сопереживал с отцом пик его славы. Я думаю, что это не лучший его фильм. Он, кстати, и сам так считает. И мне очень не нравится его последний фильм "Ворошиловский стрелок". Я понимаю, что он нравится простым людям, многие ему рукоплещут и радуются, когда дедушка новым русским яйца отстреливает. Но я считаю, что искусство не должно идти на поводу у народа. Если идет, то оно безнравственно. Задача художника - обустраивать мир вокруг себя, делать его лучше, а не идти на поводу у безликой массы.
- Но такие фильмы не собирают зрителей, и денег на них, соответственно, не дают. На какие деньги был снят "Прокляты и забыты"?
- На свои. Говорят, что в наше время жить хорошо: можно говорить, что хочешь, и тебе за это ничего не будет. Во-первых, уже не факт, что ничего не будет. Во-вторых, я готов вообще замолчать и не ругать эту власть. Пусть они делают, что хотят, только пусть у меня не будет повода после событий с "Курском" писать открытое письмо Путину, начинающееся со слов "Глубоконеуважаемый Владимир Владимирович". Я не буду ругать Путина, но пусть закончится война в Чечне. Я тогда хоть передовицы буду в правительственных газетах писать о том, что у нас все хорошо.
- Какой вы видите судьбу своих детей?
- Я хотел, чтобы они жили самостоятельно и после окончания школы сами решили, что им делать. В армию - так в армию. Понадобится идти воевать - иди воюй, чем ты лучше других? А теперь, после гибели "Курска", я сомневаюсь в этом.
- Вы никогда не думали о том, что можно уехать из страны?
- Мысль такая теоретически посещает постоянно. Но в отрыве от этой страны, с ее покалеченной судьбой, я себя уже не представляю. Я хочу жить здесь, хочу, чтобы мои дети строили нормальное государство, хочу снимать фильмы и писать книги. Думаю, принес бы мне сейчас кто-нибудь три миллиона долларов, я бы снял две картины - ночами, может, не спал бы - выпустил три-четыре книги.
- Кстати, вы не думаете, что это реально? Говорят, Березовский все еще продолжает создавать оппозицию власти. Кажется, богатый человек. Вы себе представляете ситуацию, когда к вам придет Борис Абрамович, положит на стол чемодан с деньгами и скажет: "Снимайте, пишите"?
- Если вы ему такую идею подкинете, то, может быть, придет и положит. Скажет: "Боже мой, как же я сам до этого не додумался? Вот же кому надо помочь и дать миллионы!"
- Вы их действительно возьмете?
- У кого, у Бориса Абрамовича? Вы что, серьезно это восприняли? Я пошутил. Ничего я от него не возьму ни при каких обстоятельствах. Но давайте больше не будем об этом...
УСПЕХ. "Я не вписывался в привычные рамки..."