Прошлый ММКФ открывался комедией Кустурицы «Завет», а нынешний закрылся его новой документальной лентой «Марадона» - на фоне чемпионата Европы по футболу это выглядит более чем уместно.
«Он весь - сплошное противоречие»
- В ваших отношениях с Марадоной есть элемент соперничества?
- Мы выражаем себя в разных сферах, но недаром меня называют иногда Марадоной кинематографа. Я был одним из миллионов людей, кто подпрыгнул от радости, когда он забил два гола в ворота англичан в 1986 году. Это было торжество справедливости.
Аргентина и Сербия - две страны, экономика которых была подорвана Международным валютным фондом, то есть супервластью Запада. Марадона восхищает меня как великий футболист, но в то же время он близок мне как бунтарь, не приемлющий власти чистогана.
- Говорят, на этом проекте было немало трудностей.
- Иногда я не верил, что закончу картину. Я встретился с Марадоной после пережитого им трудного периода потери профессии, болезней, наркотической зависимости. Он вернулся как религиозный человек и политический активист. Снимать было непросто: свет софитов раздражал его. Ведь он впервые за долгое время публично выступал за пределами Аргентины.
- В чём суть характера Марадоны? Вы не стали спрашивать о наркотиках или о его предполагаемых связях с неаполитанской мафией - каморрой.
- Я не верю в его связь с каморрой. Но если приезжаешь в город, где каморра влиятельна, лучше встретиться с «отцами города» и выпить с ними кофе. Я не спрашивал Марадону о наркотиках, но старался достаточно ясно показать его главную проблему: он хочет сбалансировать две противоположные части своей личности - всё плохое, что в нём есть, и всё хорошее. Он весь - сплошное противоречие. Сегодня он проклинает Соединённые Штаты, завтра рекламирует кока-колу. Так и в футболе: в судьбоносном матче с Англией он забил один «дьявольский» (забитый рукой. - Ред.), один «божественный» гол. Бог прощает его грехи: он несколько раз вплотную подошёл к смерти, но Бог не принял его. В каком-то смысле он - современный святой.
Каждый его жест и вся его судьба приобретают символический характер. Марадона - икона нашего времени, как в середине прошлого века иконами были Элвис Пресли и Мэрилин Монро.
Балканский миф
- В последние годы вы не получаете фестивальных наград. Не обидно?
- За свою жизнь я получил достаточно много для одного режиссёра из маленькой страны - в моей коллекции есть и покрытые золотом «Львы», и «Медведи», и «Пальмовые ветви». Впервые попав в Канн, я и надеяться не смел, что смогу получить высшую награду. Это произошло, и потом призы стали привычными. Но это не значит, что я стал к ним равнодушен: всё равно, раз уж участвуешь в конкурсе - хочешь победить. Но не всегда удаётся.
- Вы считаете, что тема войны по-прежнему актуальнее других?
- А куда от неё денешься? Когда началась война в Югославии, я находился в Париже и первый месяц, даже больше, не мог поверить в то, что видел по телевидению. Это было словно возвращение во времена Древнего Рима, когда Колизей захлёбывался кровью.
- Искусство может влиять на политику войны?
- Чтобы так думать, надо быть слишком большим оптимистом. Прошлый век считается веком разрушительных войн, но тогда было всё же несравнимо больше надежды. Война проходила - и человечество обретало какую-то внутреннюю уверенность. Сегодня смерть стала повседневностью, больше не существует никаких коллективных утопий, и всё, что человек может сделать, - это создать свою личную утопию, свой маленький хрупкий рай. Если бы я следовал установкам политиков, то не мог бы, например, поехать в большинство стран Латинской Америки, где у власти олигархи, или даже в Россию. И в Соединённые Штаты тоже. Это они вместе со своими союзниками сформировали после Первой мировой войны Югославию, и они же разрушили её - единственное мультиэтническое государство на Балканах. Меня не интересует политическая сторона войны. Гораздо важнее увидеть, как она отражается на человеке, его семье, его душе. Об этом писал Шекспир, об этом говорит всё классическое искусство.
- Вы так и не вернулись в Сараево?
- А куда возвращаться? Как и Лука, герой фильма «Жизнь как чудо», я построил дом на границе Сербии и Боснии. И здесь теперь - моё убежище.
Андрей ПЛАХОВ, обозреватель «Коммерсанта» - специально для «АиФ
СПРАВКА «АиФ»
Эмир Кустурица родился в бывшей Югославии в 1955 г. Первый свой фильм снял, ещё учась в школе. Окончил киноакадемию в Праге. Его первая серьёзная работа - лента «Помнишь ли ты Долли Белл?» (1980 г.) - была отмечена «Золотым львом» Венецианского кинофестиваля как лучший дебют.Стал звездой кинорежиссуры в 1985 году, когда его фильм «Папа в командировке» был награждён «Золотой пальмовой ветвью», а председатель каннского жюри режиссёр Милош Форман объявил 30-летнего Кустурицу надеждой европейского и мирового кино. В 1989 году он представил в Канне «Время цыган» и опять получил приз, а вскоре впервые приехал в Россию в жюри Московского фестиваля. Потом снял в Америке «Сны Аризоны» с Фэй Данауэй, Джонни Деппом и Джерри Льюисом. Фильм «Подполье» (1995 г.) принёс режиссёру вторую «Золотую пальмовую ветвь», но его, выходца из семьи мусульман, обвинили в просербских настроениях. Самой же «титулованной» его картиной стала «Жизнь как чудо» (2004 г.). Она получила «Золотую пальмовую ветвь» Канн и «Золотой глобус» как лучший европейский фильм. Сегодня Кустурица продолжает снимать кино. Ещё он построил в Сербии деревню на собственные деньги и открыл фабрику по производству соков.
