Я родилась в очень музыкальной, поющей семье. Пока мне не исполнилось 10, мы жили вместе с бабушкой и дедушкой, и на семейных праздниках мама или ее сестры обязательно садились за пианино и пели на голоса «Жаворонка» Глинки или «Горные вершины», или песни военных лет. Так что нет ничего удивительного в том, что я запела очень рано. В пять лет мама отвела меня в студию «Орлёнок» при МГУ. Там я попала к замечательному педагогу Ирине Николаевне Малаховой, автору собственной методики и книги «Первые шаги в мире звуков». Именно она и помогла мне сделать эти самые первые шаги. Я навсегда запомнила ее фразы «Музыканты всего мира договорились о том, что вот этот знак называется «скрипичный ключ» или «о том, что вот эта нотка пишется вот здесь». Какой-то восторг охватывал при мысли о том, что музыканты всего мира друг друга понимают! У меня до сих пор хранится где-то пенопластовая лесенка с восемью ступеньками – на этих ступеньках жили ноты звукоряда. Была у меня и магнитная доска для нот, и нотная тетрадка с обложкой из красной бархатной бумаги. Целое сокровище! Конечно, не было ничего увлекательнее, чем эти занятия. Думаю, именно они и предопределили многое в моей судьбе.
Я не могу назвать день или час, когда я решила связать свою судьбу с музыкой. Поскольку я занималась ею с нежного возраста, мне кажется, что мы всегда были связаны самым естественным образом. Я начала бормотать собственные песенки примерно тогда же, когда научилась говорить – и этот лепет папа записывал на бобинный «Грюндиг» (мы жили тогда в Багдаде и он осуществил свою мечту, купив магнитофон). Научившись писать, я тут же принялась записывать свои стихи в специальную тетрадочку, выворачивая некоторые буквы в другую сторону.
Говорят, что самое первое моё выступление состоялось на сцене торгпредства в Багдаде, меня выучили каким-то частушкам – но я его, конечно, не помню. Зато помню, как в московской хоровой студии «Веснянка», где я занималась будучи школьницей, меня вдруг поставили солировать в каком-то номере. Надо было выйти и встать перед всем хором.
Вот это был настоящий ужас. Во рту тут же пересохло, голос дрожал, коленки тоже. Но одновременно я испытала какой-то невероятный подъём. Как будто ты становишься сильнее, чем ты есть. Наверное, когда преодолеваешь свой страх, и вправду становишься сильнее. Потом у нас с «Веснянкой» было множество концертов и даже гастролей, так что свои первые «человекочасы» я «налетала» на академической сцене. И тогда, и сейчас «Веснянка» работает по очень серьёзной программе: дети поют и европейскую, и российскую академическую музыку, от Перголези до Бортнянского. И с тех пор я нереально люблю слушать хоры, собираю пластинки с хоровой музыкой. Как ни странно, немного изменилось с того самого дебюта. Разве что парализующий ужас сменился таким особенным волнением – знаете, что-то сродни тому, что гончие собаки испытывают перед охотой, ощущение адреналина и вместе с тем собранности.
Я не умею не волноваться, ведь всегда работаю живьём, а каждый концерт, каждый зал – это уравнение со множеством неизвестных. Зато, если чувствуешь, что всё получается, приходит то самое ощущение из детства, как будто у тебя за спиной вырастают крылья и ты становишься немножко не тем, кто ты есть на самом деле, а каким-то другим существом.
Помню наш концерт в Кремле два года назад. Самый масштабный, самый важный и ответственный. Вот это действительно подходящее слово: ответственный. Когда нам поступило это предложение, я была в шоке. И сказала, что согласиться – значит быть безумцем. Не секрет, что моя музыка давно носит на себе ярлык «некоммерческой», хотя наш гастрольный опыт последних лет показывает, что у нее огромное количество поклонников по всей стране. Но ее нет на радио, нет на ТВ. И пытаться собрать такой огромный зал без эфиров – значит рисковать своим именем. Так я и ответила своим организаторам: вы рискуете только деньгами, их можно потерять и снова заработать, а вот репутацию можно потерять только один раз…
А потом подумала, что, если не использую этот шанс, буду всю жизнь себя за это казнить. И мы рискнули. Позвали на помощь симфонический оркестр п/у Феликса Арановского, настроились на победу – и в итоге с удовольствием пили потом шампанское.
Я думаю, этот момент был знаковым не только для меня. Думаю, многие музыканты из тех, кто, как и я, не вписывается в общий стандарт, восприняли этот факт как хорошую новость, как свидетельство того, что в стране есть спрос на качественную живую музыку.
Несмотря на то, что я по натуре этакий степной волк-одиночка, жизнь постоянно дарит мне замечательных партнеров. Начать с того, что в Театре МГУ, где я, собственно, и сформировалась как творческая единица, мы много лет проработали рядом с Алексеем Кортневым, Валдисом Пельшем и всеми, кто составляет группу «Несчастный Случай».
Потом было очень интересное сотрудничество с А.Ф. Скляром, с которым мы сделали совместную программу к 111-летнему юбилею Вертинского. А потом Ирина Апексимова пригласила меня в свой музыкальный проект «Весёлые ребята», построенный по мотивам любимого фильма моего детства, с легендарными Орловой и Утёсовым. Моими партнерами там были Дмитрий Харатьян, сама Ирина, Елена Казаринова, Юрий Мазихин. Прекрасный актёрский и я бы сказала, дружеский ансамбль. Я бы очень хотела играть этот спектакль как можно чаще – мне так нравится моя роль Анюты, так нравится музыка старшего и младшего Дунаевских!
Я остро испытываю ответственность перед моей публикой. Я отлично знаю все свои недостатки. Раньше мне очень часто не хватало дыхалки, опоры. Всё, чего мне не хватало, я «докручивала», занимаясь с педагогами по вокалу в джазовом колледже. Можно бесконечно шлифовать интонирование, нюансировку. И нужно. Это как плыть против течения: расслабишься – и тебя мгновенно относит назад.
Пожалуй, главная награда – это то, что меня каждый день спрашивают, когда же выйдет наш новый альбом «Шёлк». Представляете? Пишут со всей страны. Ждут. Есть ли для артиста награда большая, чем быть нужным своей публике? Я не знаю.
СХОДИ БЕСПЛАТНО НА КОНЦЕРТ БОГУШЕВСКОЙ
ОНЛАЙН-КОНФЕРЕНЦИЯ С ПЕВИЦЕЙ
