Застать Владимира Спивакова в Москве трудно. Добиться интервью почти невозможно. Договориться о совместной беседе с Владимиром Теодоровичем и его супругой Сати — редкая удача. Нам повезло: мы умудрились втиснуться между утренней репетицией и вечерним отъездом маэстро на гастроли. С тех пор прошло больше 10 лет, но, хочется верить, романтика в отношениях Спиваковых осталась...
Татьяна Уланова, АиФ.ru: Владимир Теодорович, сегодня все пишут мемуары. А Сати как-то сказала, что вам еще рано...
Владимир Спиваков: Дело не в возрасте. Уверен, мои мемуары читатели не увидят никогда. У нас принято все мерить десятилетиями, получать по случаю ордена, звания, подводить итоги. Наверное, это нужно делать. Но я пока не чувствую, что остановился...
К слову, лучшие поздравления я получил от музыкантов, с которыми работаю. Они благодарили меня за то, что я вернул им человеческое достоинство. С такими словами ни один орден не сравнится. Значит, не зря жил.
— А если бы вам нужно было охарактеризовать себя, как написали бы: «Владимир Спиваков — это...»?
— Мандельштам хотел быть прижизненным другом всех живущих. Мне тоже этого хотелось бы, но, к сожалению, подобное невозможно: иногда кому-то мешает даже мое существование.
«Зная, что до тебя были Малер и Шостакович, гением себя уже не назовешь»
— Вам наверняка часто говорят, что вы гений?
— Бывает. Но я этого очень не люблю. Мне вообще больше нравится, когда люди молчат — многое скажут их глаза. Когда после концерта вижу светящиеся лица, слова не нужны. И для меня именно это главное, а не то, называют гением или нет. Во всяком случае, зная, что до тебя были такие личности, как Малер и Шостакович, гением себя уже не назовешь.
— Простые смертные на пляж со скрипкой не ходят.
— И я со скрипкой не хожу. Только с партитурой.
— Простите. Неужели у маэстро Спивакова есть потребность репетировать каждый день?
— Иногда и потребности нет, а репетировать все равно надо. Рахманинов говорил: «День не поиграю — сам замечаю, два не поиграю — друзья замечают, три не поиграю — замечает публика».
— Обывателям часто кажется, что выдающиеся люди живут как-то особенно, их не волнуют, к примеру, бутерброды...
— Бутерброды и меня не волнуют. Если бы не чувство голода, никогда не стал бы их есть.
— Вы не принимаете к сведению модные медицинские теории о вреде совмещения хлеба и мяса?
— Не принимаю. В Америке в некоторых ресторанах висят таблички: «Берите столько, сколько сможете съесть, а не столько, сколько видит ваш глаз». Не надо есть много — вот и вся теория.
— А вы можете обсудить с Сати, скажем, что будет на ужин, что нужно купить?
— Конечно. Я и сам люблю покупать продукты. Правда, случается это только в августе, когда две с половиной недели провожу с Сати и детьми на юге Франции. Но тогда я чувствую себя настоящим орлом, добывающим для своих птенцов еду.
Сати: Когда мы уехали по контракту в Испанию, Россия была другой страной. У нас тогда было две дочки, младшей только исполнилось два года. Это был наш выбор — уехать, и дети не виноваты, что их вырвали из одной почвы и они прижились на другой. Четыре года мы прожили в Испании, потом переехали в Париж, там родилась третья дочь...
«Боже мой! — сказал он. — Как с гор спустилась...»
— В своей книге, Сати, вы написали, что никогда не носите носков, бигуди и халатов. Маэстро предпочитает, чтобы вы ходили дома в коктейльном платье?
— Однажды, когда я только вышла замуж и в очередной раз пыталась надраить квартиру, новоиспеченный супруг неожиданно застал меня в длинных красных носках и бигуди (в те времена еще не принято было каждый день делать укладку в салоне). «Боже мой! — сказал он. — Как с гор спустилась...» Этого комплимента оказалось достаточно, чтобы бигуди и носки исчезли из моей жизни навсегда. А вот халатов у меня несколько — шелковых, кашемировых, хлопковых кимоно, привезенных Володей из Японии. Хотя, согласитесь, халат — это иная форма существования, нежели, к примеру, джинсы и рубашка. Вот в них, как правило, и хожу дома. Но уж никак не в коктейльном платье.
Владимир Теодорович: Женщина все-таки должна являть собой чистейший образец...
— А мужчина не должен?
— Я тоже стараюсь быть на уровне. Безусловно, нет никакой необходимости в том, чтобы супруги ходили дома, как на высоком приеме. Но и обыденности нужно стараться избегать. Если вы ужинаете, а рядом на веревке сушатся носки и трусы, вряд ли это доставим вам удовольствие. Какие-то эстетические нормы все-таки должны быть.
— Вы сегодня уезжаете на гастроли. Сати поедет с вами?
— Нет, я еду на один день. Да она и не всегда меня сопровождает, иногда это просто дорого.
— У вас есть такое понятие?
— Конечно. Люди думают, что я очень богат. Это не так. Хотя я не жалею денег. Не забывайте, у меня все-таки фонд, дети, которым я помогаю. Бывают такие трагедии, когда не откликнуться нельзя. Значит, будут перечислены средства...
— Потом у вас длительное заграничное турне. Что обычно берете с собой в такие поездки?
— Сухари... За границей нет черного хлеба, к которому я привык: бородинского, орловского, столового. Тот хлеб, что там есть, я не выношу. Вот и спасаюсь сухариками. А вы думали, у меня на столе непременно стоит «Дом Периньон»?.. Я обожаю простую пищу: борщ, квашеную капусту, малосольные огурчики. Люблю воблу, хотя надо мной все смеются. Могу иногда выпить пива... Из духовной пищи со мной всегда книги.
— Находите время для чтения?
— Конечно, времени полно! Например, перед сном есть 45 минут... Обычно, чтобы не устать, читаю несколько книг одновременно. Сейчас беру с собой двухтомник воспоминаний сына Цветаевой. Люблю читать на ночь что-то философское (такие книги хорошо успокаивают). Или письма: Пушкина, Томаса Манна. Бывает, в них встречаются фразы, благодаря которым рождается новая идея. Особенно интересны в этом смысле письма композиторов, Малера, например.
— Наверное, не будет преувеличением сказать, что ваша жизнь целиком посвящена музыке, в ней — смысл вашего существования. Но почему вы так долго противились тому, чтобы и ваша супруга реализовала себя в чем-то, кроме семьи?
— Да не особенно я и противился. Конечно, хотелось, чтобы Сати постоянно была рядом, чтобы нагрузки у меня было поменьше. Сидело во мне что-то такое домостроевское. Но, когда я увидел, как серьезно она готовится к своей программе, как ведет ее, то понял, что ей не просто хочется — ей необходимо этим заниматься. Впрочем, об этом и обо всем остальном вам лучше расскажет Сати. А то, знаете, я говорю с вами, а мыслями все еще на репетиции...
«Сегодня с такой женщиной ему было бы скучно»
Сати: Сейчас Володя воспринимает меня иначе. Он стал понимать, что для того, чтобы я была счастлива, мне кроме кастрюлек, глажки рубашек и проверки тетрадок нужно что-то еще. Раньше я все свои творческие силы тратила только на семью и его дела. Теперь же, думаю, и ему неинтересно было бы видеть рядом с собой декоративное растение под названием «жена». Сегодня с такой женщиной ему было бы скучно.
— Прежде его «декоративное растение» устраивало?
— Володя был человеком обожженным. Он боялся...
— Боялся потерять вас?
— Да. Второй раз в жизни (по информации из открытых источников, это третий брак Владимира Спивакова. — Авт.) он решился создать семью и постоянно был в состоянии недоверия: а если жена выйдет на улицу, а если будет с кем-то общаться... Только поймите правильно: Володя — личность, и я не склонна приписывать ему примитивные мужские инстинкты. Он выше их, а наши отношения гораздо глубже, чем банальная ревность... Много лет назад все было иначе. Вы не представляете, какой шум поднялся в Москве, когда народ узнал, что Спиваков женился на студентке театрального вуза! Моя энергия тогда уходила на то, чтобы доказать всем, что я способна быть женой Спивакова. К тому же я оканчивала институт, вскоре родила... В тот момент у меня не был ни сил, ни куража доказывать, что я еще и актриса с дипломом. Потом родилась вторая дочка, мы уехали в Испанию... Я не сидела на месте, учила языки. А когда поняла, что готова заняться чем-то серьезным, в моей жизни появилось телевидение.
— Но ваша программа на Первом канале прекратила существование...
— Официально ее никто не закрывал, и я не знаю, что произошло. Сначала начались проблемы с эфиром, потом передача просто перестала выходить. При этом никто не сказал мне: «Ваша программа больше никому не нужна». Или «Ваша программа нужна, но понадобится через год, а пока вы свободны». Два года я работала очень честно. А меня все равно воспринимали как дамочку с хорошим общественным положением: «Ну зачем тебе это? Что ты нервничаешь? Для тебя это так важно? У тебя же есть Спиваков...» Я понимаю: передача, выходившая дважды в месяц по 26 минут, рассказывала не о последних людях, но, наверное, не о самых важных — все-таки в стране происходят перевороты, теракты, выборы. Но, когда тебе в течение полугода не говорят вообще ничего, ты чувствуешь себя актрисой в пьесе абсурда. А потом не можешь смотреть в глаза Жене Гришковцу, Сергею Соловьеву, Андрону Кончаловскому — людям, которые, выходит, зря потратили время, потому что программы больше нет. Канал оскорбил не меня — их. В результате, когда мне предложили делать цикл передач о классической музыке на «Культуре», руководство Первого канала восприняло мой уход как предательство. Но я хочу работать, а не сидеть и ждать, пока обо мне вспомнят.
— Рассказывая о своем желании работать, вы упомянули кастрюльки и глажку рубашек... С трудом верится, что супруга Владимира Спивакова занимается домашним хозяйством.
— Я очень люблю готовить для Володи, даже помощницу научила варить так, как мы любим. Но даже если она сделает фарш для котлет, то потом обязательно позовет меня: «Налепи сама». Для Володи важно знать, что стряпала я. В Москве, правда, исчезает привычка ходить в гости на обед или ужин, а на Западе это просто не принято. Например, наши друзья-французы воспринимают приглашение пообедать у нас дома как огромное событие: надо же, хозяйка сама будет готовить! Пару раз мы приглашали в Париже очень высокопоставленных состоятельных людей, накрыв обычный, как нам казалось, стол. Клянусь, я ничего не изобретала: сварила борщ, сделала жаркое из баранины, два салатика. Но по Парижу тут же разнесся слух о моих кулинарных способностях, люди передавали из уст в уста, что у меня обязательно нужно отобедать. Французам кажется невероятным, что женщина сама может встать у разделочного стола, нарубить морковку, свеклу. Или пожарить блины. Для них это — «хэнд мэйд»...
А с Володиными рубашка у меня и вовсе особенные отношения. Теперь-то в оркестре есть должность костюмера, и на мою долю глажка выпадает нечасто. Но когда я была помоложе, то периодически устраивала гладильные дни: в отсутствие мужа включала французский шансон, рок или латинос (он подобную музыку не выносит!), ставила перед собой часы и за семь минут иногда наглаживала до сорока рубашек.
«Спустя столько лет после свадьбы нам еще хочется побыть вдвоем»
— Вы с Владимировичем Теодоровичем вместе много лет. Романтика сохранилась в ваших отношениях?
— Наша жизнь складывается так, что мы все время на виду. Поэтому в последнее время, когда звонят друзья, я могу иногда сказать: мы заняты, у нас люди. А на самом деле никого нет... Спустя столько лет после свадьбы нам еще хочется побыть вдвоем. Да, не всегда у нас все было гладко. Но романтика сохранилась. Отдыхая, к примеру, летом во Франции, мы любим уехать вдвоем на антикварную барахолку в какую-нибудь деревушку в Провансе. Или погулять по берегу моря. А то вдруг Володя предложит: Поехали поедим морских гадов...
— И муж по-прежнему вас удивляет?
— Постоянно! Я очень редко простужаюсь, а недавно в Нью-Йорке у меня вдруг дико заболело горло. Володе нужно было уезжать, но перед отъездом он сбегал в аптеку. Проснувшись, я обнаружила в пакетике лекарство и... маленькую плюшевую собачку с бумажным сердечком — «To: Сатюша. From: Володя. Поправляйся!» или вот другой пример. Путешествуя как-то по Франции, мы зашли в ювелирную лавочку. «Смотри, какая прелесть!» — сказала я Володе, увидев малюсенький кулончик в форме клубнички. Признаться, украшение было дорогое — с турмалинами, из белого золота. «Ну, да, красиво», — как-то вяло откликнулся муж. А спустя месяц, в день своего рождения 12 сентября, подарил мне эту клубничку.
— Маэстро заботят подобные мелочи?
— Что вы! Он очень любит делать сюрпризы и невероятно внимателен именно в мелочах. Помню, однажды моя близкая подруга Алла Сигалова призналась при Володе: «Вот за что душу могу отдать — так это за рокфор». Прошло несколько месяцев, мы возвращались откуда-то в Москву. И вдруг во «фри шоп» в аэропорту Володя говорит: «Так, надо Алле рокфор купить...».
— А чем можно порадовать его самого?
— Сюрпризов Володя не любит. А вот если после концерта можно съесть воблу, он счастлив. Искренне радуется редкой книге, новым рисункам дочери. Но настоящее удовольствие муж получает, конечно, от удачной репетиции. Сегодня утром, к примеру, он был нервный, дерганый. А сейчас сказал, что хорошо позанимался, и я вижу: настроение улучшилось. Все-таки Володя абсолютно слит с музыкой и был бы несчастлив, если бы по какой-то причине ему не удавалось заниматься любимым делом. Он живет профессией, он ею лечится. Словом, скрипка всегда невидимо или зримо присутствует между нами.
