Примерное время чтения: 7 минут
6157

О духовном здоровье украинской нации

Владимир Кожемякин
Владимир Кожемякин Коллаж АиФ

Что происходит с духовным здоровьем регионов Украины, раздираемых сейчас противоречиями, спорами и войнами?

Исхожу из моих впечатлений о днях, проведённых в украинской тюрьме весной 2014-го на юге Донецкой области.

В камере со мной сидел местный парень, зовут Коля, 31 год. Посадили за хулиганку: подрался с кем-то по пьянке, без тяжёлых увечий. Обидели человека, он ответил. Отбывал в том СИЗО уже не первый и не второй раз. Рассказал мне, как жизнь его пошла под откос: вначале был примерным пастухом, дояром (показывал мне на пальцах, как надо при доении правильно захватывать в кулак соски коровьего вымени…), работал на пилораме. Женился по любви. Родились дети. Но жена обманула, бросила, ославила на весь посёлок. Человек с горя запил…

Камера тесная, как тамбур в поезде, кроме нар, рукомойника и всего прочего — только шаг свободного места в проходе от стены до стены. Ходить негде, можно только стоять. Под высоким потолком окно, зарешеченное так мелко, что в лучшем случае видно, день на дворе или ночь. Тусклый свет сквозь ржавое сито. Двигаться негде, сиди или лежи. За окном снег, в камере холодина, потому что не топят, ночью дрожишь на нарах под одеялом… Одно спасение — общение. Вот мы и общались.

Коля объяснял, как дошёл до такой жизни. Она, по сути, сводилась к нехитрой схеме «подработал – выпил – в кутузку». А жаль, судя по всему, парень неплохой и добрый, только несчастный. В какой-то момент он произнёс фразу, из-за которой я встрепенулся и попросил повторить. Речь шла о разнице между заключением в местном СИЗО и мариупольской тюрьме, где находились его знакомые. Там, по словам парня, жилось гораздо лучше, поскольку в камерах в качестве спонсорской помощи стояли телевизоры. «Если бы тут, в этой камере, тоже поставить телевизор, я бы отсюда не уходил бы вообще», — сказал Коля. Я спросил: почему? И он ответил. На полном серьёзе, искренне: «А что я забыл на воле? Там люди злые, недружелюбные, друг на друга доносят. Все против всех. В посёлке разруха, работы нет, денег ни у кого нет, все только и ждут, когда придёт Россия или бандерлоги».

– Бандеровцев не боятся?

– Боятся. Но выступать против них боятся ещё больше…

– Ну ты за какую власть?

– Да за любую, была бы работа, и на сигареты бы хватало…

Мы молчим. Коля закуривает самокрутку из табака, который дали ему конвоиры.

 – Почему же у тебя на воле не складывается?

Он объясняет:

 – Я подхожу к людям с улыбкой, потому что иначе не могу, заговариваю с ними по-доброму. А меня в ответ пинают, злятся, начинают унижать. Потому что с открытой душой у нас не принято. Принято — друг на друга смотреть волком… А в СИЗО всего этого нет. Тут порядок, расписание, кормят бесплатно, ребята-конвоиры выпускают прибраться в коридоре и каптёрке, сбегать в магазин за сигаретами и продуктами. Заодно себе что-нибудь куплю…

Баланду, которую дежурные просовывали нам в кормушку (окошко в двери камеры), Коля ел с удовольствием. Радовался, когда выпускали «погулять», лёжа на нарах читал детективы и донецкую прессу из тюремной «библиотеки». С конвоирами был запанибрата, отличая при этом добрых и злых. Дни до освобождения не считал.

Что же это за жизнь на воле, если спасение от неё он нашёл в тюрьме? Однажды поздно вечером меня перевозили с одного места в другое пятеро сотрудников СБУ. Все местные ребята, лет до тридцати, тоже общительные, неглупые. Ночь, темно, машина мчит по шоссе, за окном редкие огни и степь. Сижу на заднем сиденье, стиснутый с боков конвоем. Все молчат. Тот, кто за рулём, начинает меня доставать. Так и не понял, зачем. Ненависть так и лилась потоком из его рта. «Журналисты-шпионы», «москали-рабы», короче, старая песня — «вы хотите поставить на колени Украину». Полчаса, час морального прессинга. Остальные не перебивают, слушают. В одной из пауз я позволил себе робко возразить: «Россия не против Украины и украинцев. Мы против бандеровцев». Что началось! Они заговорили и даже закричали все разом!.. «Нет, не было и не будет в Украине никаких бандеровцев. Ни одного человека. Поезжайте по Украине, от Донецка до Львова, и убедитесь сами. Не верьте лживым русским СМИ (то есть я самому себе не должен верить). Это всё постановочные кадры, инсценировка, провокация…»

Странно было, что они заголосили вместе, перебивая друг друга, и пока я молчал в тряпочку, съёжившись в уголке, раскаиваясь, что вообще подал голос, ребята уже забыли о «россиянине» (так, без имени, все местные называли корреспондента «АиФ») и спорили уже сами с собой, препираясь на тему, какие самые неопровержимые доказательства отсутствия бандеровцев на Украине есть в природе…

Нормальнее всех повели себя милиционеры в районном отделении, куда меня в первую ночь доставило СБУ. Ещё до заключения под арест. «Не держите руки за спиной, иначе мы будем думать, что вы тут заключённый. А мы этого не хотим…» — попросили они. Несли бутерброды с салом, чипсы, яблоки. «Извините, это всё, что есть…» На третий день заключения подполковник, начальник милиции, приказал отконвоировать меня в свой кабинет, показал бережно хранимую фуражку с российским гербом и угостил там собственной, принесённой из дома едой, вероятно, потому, что от тюремной баланды я отказывался… А другой, майор, подошёл в коридоре со словами: «Не думайте о нас плохо. Вы оказались тут в неудачное время. Мы бы лично вас отпустили. По-хорошему, мы бы с вами сходили в баньку, попарились с вениками, выпили бы водки, пообщались, сходили на охоту… Показали бы вам все наши красивые места. А сейчас всё решаем не мы, а СБУ. Ждите, сейчас они вами займутся…»

Донецкая деревня на границе с Ростовской областью. Автобусная остановка, завалинка у сельпо. Старики, выпивающие работяги, мамаши с детишками. Ушёл последний вечерний автобус на Новоазовск и Мариуполь… Я купил минералки. Подошёл, чтобы узнать дорогу. Думаю, наши люди, помогут… В ответ — настороженное молчание. Узнав, что перед ними журналист из Москвы, никто на шею не бросается и не просит: «Россия, защити!» Хотя именно так, по-братски, это было со мной в юго-осетинских сёлах на подступах к Цхинвалу в августе 2008-го. Но здесь всё иначе.

На вопрос, чего ожидают эти люди от будущего, получаю ответ: «Мы хотим, чтобы нас никто не трогал. Ни «бандера», ни американцы, ни Россия. Мы живём в Украине. Нам нужна федерализация».

– А если бандеровцы начнут убивать?

В ответ ещё более настороженное молчание. И вместо ответа встречный вопрос:

– Вы точно не шпион и не разведчик?

Коля в СИЗО высказался о своих земляках просто: «Они вроде бы и не против России. Но и не за». Правда, это было ещё до Одессы. И до штурма Славянска. Понятно, что настроения в осаждённых городах Донбасса сейчас другие.

Но и с учётом этого «духовно здорового организма» тут нет. А тот, что есть, запуган, разобщён и не всегда знает, чего сам хочет.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Оцените материал
Оставить комментарий (9)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых



Самое интересное в регионах