Как объяснишь, чье это лицо на фотографии?.. Это - Алеша Буштаренко, обыкновенный пацан, жующий ириски, при виде которого уличная малышня бросается врассыпную и в страхе зовет мам.
ЧТОБЫ до смерти испугаться, им не надо смотреть на ночь ужастики, достаточно увидеть, как Фредди Крюгер трех лет от роду выходит за двор своего барака и шлепает по поселку... Слава богу, сам он не знает, на кого похож. Пока.
"Анюта, если вы с Алешкой живы, невредимы и не сошли с ума - простите меня" - так начинается письмо, которое на днях получила Алешина мама от Алешиного папы. Они не умерли и не сошли с ума. Хотя миллион раз могли бы. И порой кажется, что лучше бы они так и сделали... Потому что пережить то, что стряслось, и жить после этого дальше - это за гранью возможного, за гранью разумного.
Голос приказал сжечь сыновей
У БУШТАРЕНКО было двое сыновей - Алеша и восьмимесячный Руслан. Отец души не чаял в детях, и старший бросался к нему на шею, едва заслышав папины шаги у порога. Одна беда: папа пил и принимал наркотики, еще когда сам был почти ребенком. А к 27 годам, как показала впоследствии экспертиза, на этой почве возникло "временное психическое расстройство с бредовым восприятием действительности".
10 января 2005 года этот человек надел шубу жены Анюты и стал молиться на умывальник, а потом увидел, как к нему пришла смерть с косой и завела долгий разговор. Он взял одежки и игрушки сыновей и бросил в топящуюся с утра печь с пылающими дровами, повинуясь нашептывающему что-то голосу. Анюта оставила мальчиков в доме и бросилась за помощью. Когда толпа ввалилась в дом, отец сидел у печи, а его любимый сын Алешка - на кровати, черный и бессловесный, как тлеющий уголек. "Где Руслан?" - спросила мать. "Я его сжег", - ответил отец.
От Руслана остались одни только тапочки. Сам он сгорел вместе с игрушками.
За Алешей, ручки и белокурую головку которого отец уже засунул в топку, заслонка не закрылась навсегда потому, что старший сын мог кричать. Мог догадываться, что огонь - это "бобо". Мог плакать и просить пощады. Отец только толкнул его, как горшок с кашей, поближе к пылающим поленьям и - вытащил обратно, расслышав рыдания сына сквозь шепот смерти с косой.
Проклятие пластиковой трубочки
...В БОЛЬНИЦУ скорой помощи города Улан-Удэ поступил срочный вызов из прибайкальского села Кома - трехлетний мальчик с 20%-ной ожоговой поверхностью. "Не жилец, - подумал доктор Колдунов. - Привезем полутруп". Они и привезли пол-Алеши. Огонь сжег кричащее горло, снял скальп с детской головы, изуродовал сжатые кулачки, которые мальчик, защищаясь от жара узкой топки, выставил вперед. Ногтевые фаланги сгорели, и крохотные пальчики отвалились. Ему срочно нужна была новая кожа.
- Дисковую пилу представляете? - доктор Колдунов пытается доступно объяснить суть своего метода. Дерматомом, круглой пилой с быстро вращающимся диском, он удалял некрозы, проще - срезал верхний слой того, что было раньше детскими кулачками, ладошками. На этой пиле можно установить глубину среза. Минимум - один миллиметр. Максимум - девять. Девять миллиметров Алеши. Потом с ножек вырезали лоскуты для пересадки и пропускали их через перфоратор ("Дырокол представляете?"). Из перфоратора вылезала продырявленная Алешина кожица, ее растягивали, и тогда кожи хватало на всю обгоревшую поверхность. Голову без скальпа латали по кусочкам, накладывая лоскут за лоскутом.
Алеша Буштаренко перенес шесть операций по пересадке кожи. Его легкие, горло, рот - все опалено пламенем, и дышать он может только через пластиковую трубочку, похожую на ту, через которую обыкновенные люди пьют коктейли.
- Я сердце на время операции "отключаю". Может подвести, - говорит доктор Колдунов, при виде которого все детское отделение поднимает вой и орет белугой: это именно он, отключив сердце, делает своим маленьким пациентам перевязки. Ведь им же не объяснишь, что без этой боли, когда отрывают бинт, приросший к ране, - не обойтись. И еще много чего не объяснишь. Алеша дотрагивается единственным пальчиком до своего лица, превратившегося в сплошной шрам, и говорит: "Вава - это папа". И что тут скажешь?..
Колдунов верит в чудо...
МЫ едем в Кому. Берем сгущенку и ириски. Кажется, здесь даже дворовые собаки знают, где живет сгоревший мальчик. Алеша живет в длинном, бедном, грязном бараке с мамой Аней, тетей и дедом. "Я - настоящий охотник, медведя беру, - говорит дед. - А этого и подавно бы взял, кабы дали". "Этого", отца мальчика, суд направил на принудительное лечение. Двадцатилетняя мама Аня, потерявшая младенца и оставшаяся с изуродованной страшилкой на руках, пьет. Наверное, чтобы не сойти с ума. Врачи в больнице и жители Комы говорят, что она плохо заботится о сыне и не прочь от него избавиться. Но вот он загрустил - и хмурая мама Аня тихо целует Алешку в страшный лоскут на щеке. И Алешка снова тянет руки к фотоаппарату, конфете, карандашу, "бибике". Наверное, она пока просто не знает, как жить дальше.
А детский доктор Колдунов знает, какими жестокими бывают и дети, и взрослые. Он говорит, что, если сейчас у матери не выдержат нервы или через много лет сын не сможет терпеть самого себя, проблему можно будет решить "очень просто" - маленьким кусочком ваты, приложенным на пару минут к отверстию пластиковой трубки, торчащей из его горла. И еще он говорит, что проблему можно решить по-другому. Сейчас от нас зависит, найдется ли выход из этой "комы".
Проблем на самом деле две. Первая - злополучная трубочка на шее Алешки, которую нужно удалить и перевести мальчика на самостоятельное дыхание. Хотя она и позволяет дышать, но одновременно представляет собой почти неминуемую опасность: трахеостома может забиться, если за ребенком не- доглядят, инфекция через нее может попасть прямо в легкие, есть риск воспаления... Санкт-Петербургская педиатрическая академия готова провести операцию на Алешиной гортани.
Вторая проблема - рубцы на коже. Они после перенесенных операций не растут - а Алешка растет! Шрамы стягивают кожу: уже загнулась крючком одна ручка, может растянуться, сплющиться залатанный носик, день ото дня понемногу сужается рот, стягиваемый лоскутами кожи, и однажды Алешка просто не сможет есть, говорить, дышать... За пластическую операцию берутся специалисты Нижегородского НИИ травматологии.
Лечение Алеши будет стоить 400 тысяч рублей. Это цена за то, чтобы однажды ему не пришлось позавидовать младшему брату.
Руководитель программы Маргарита Широкова.
Телефон 221-56-28
e-mail: dobroe@aif.ru
Лапочка-почка