Является ли изобразительное искусство этой части света действительно самобытным? Актуальна ли нынче этническая тематика, которой наполнены сюрреалистические полотна Фриды Кало или монументальная живопись Диего Риверы? Как отразились на художественном мировоззрении постоянные миграционные процессы?
.jpg)
Среди искусствоведов бытует заблуждение относительно вторичности живописи Латинской Америки... И хотя подавляющее большинство художественных приёмов и направлений действительно импортировалось из Европы, смешение культур и социально-этническая эклектика послужили благодатной почвой для весьма своеобразных форм художественного отражения действительности. В их числе — мексиканская и аргентинская монументальная живопись первой половины ХХ века; уругвайский люминизм, как ответвление импрессионистической традиции; конструктивный универсализм уругвайского художника Хоакина Торреса Гарсиа; афро-латинская «имахинерия» кубинца Вильфредо Лама; абстрактная живопись чилийского авангардиста Роберто Матта, и многое другое.
Живопись Латинской Америки легче понять, если не упускать из внимания социально-политический контекст. Так возникновение концепции «индихенизма», — которой объясняется наличие этнических мотивов и индейских типажей в работах мексиканца Сикейроса или эквадорца Гуайасамина, — связано с необходимостью возрождения корней, а корни, в свою очередь, требовались для формирования национального дискурса в начале и середине ХХ века.
В сущности, дискурсов требовалось много, потому что «Латинская Америка» — понятие исключительно географическое. Находящиеся на континенте страны отличаются друг от друга не только менталитетом, но и собственным региональным вариантом испанского и португальского языков. Тем не менее, до недавних пор этим нациям приходилось постоянно самоутверждаться перед лицом международного сообщества. А искусство — наряду с государственными переворотами и экономическими экспериментами — являлось в поиске собственного пути необходимым ресурсом. Оно помогало переосмыслять исторический опыт, а также зачастую выполняло пропагандистские функции.
Испанский искусствовед Эдуардо Перес Солер отмечает: «Возрождённый интерес современных латиноамериканских художников к собственным корням отнюдь не является результатом рефлексии, которая характерна для более «зрелых» наций. Возвращение к традиционной эстетике и фольклорным мотивам обусловлено тем, что в первую очередь всем этим заинтересовались европейские деятели искусств. Очень вероятно, что без их вмешательства художники середины ХХ века имитировали бы французский модерн или продолжали бы рисовать пейзажи в колониальном стиле... Не будем забывать, что легитимность искусства определяется элитами, а латиноамериканские элиты, в свою очередь, более склонны были отправлять образцы творчества индейцев «бороро» и «уичоль» в антропологические музеи, нежели в музеи изящных искусств.»
Не следует забывать и о «терапевтической» функции искусства в процессе национально-этнического самоопределения. «Кто мы? Откуда?» — эти вопросы тем более актуальны для латиноамериканцев, что большинство из них является потомками европейских иммигрантов во втором и третьем поколении. Помимо влияния, оказанного на художников европейскими школами и отдельными мастерами, эмиграция сама по себе превратилась в тему и неиссякаемый источник вдохновения. Так современный аргентинский живописец итальянского происхождения, Хосе Марчи, черпает сюжеты для своих картин в семейном фотоальбоме. Эстетика его работ очень напоминает пожелтевшие и потрескавшиеся фотографии.
.jpg)
Другой аргентинский художник — сюрреалист Антонио Берни (1905-1981), автор знаменитой серии коллажей про маленького маргинала Хуанито Лагуну — тоже затрагивает тему эмиграции. К примеру, на картине «Семья Хуанито Лагуны эмигрирует» (1970) мы видим бескрайнюю снежную равнину северного полушария, по которой отец Хуанито почему-то тянет на себе — вместе с новенькой фирменной сумкой от компании KLM — жуткую телегу, нагруженную каким-то металлоломом и прочей атрибутикой родных аргентинских трущоб. Делается понятно, что речь тут идёт о некоей внутренней эмиграции, попытке уйти от горькой и нелицеприятной реальности внутри себя самого: поэтому и появляются на картинах Берни психоделические бабочки на фоне городских свалок и невероятной красоты облака над нищими рабочими пригородами.
В процессе осознания «внутренней эмиграции» — или же сознательного отказа от неё — латиноамериканские художники ХХ века пользовались самыми разными изобразительными ресурсами. Так уругваец Хоакин Торрес Гарсия (1874-1949), получивший академическое образование в Барселоне, стал основоположником абстрактного направления под названием «конструктивный универсализм». Возможно, сказалось влияние Гауди, с которым Торрес несколько лет работал в Европе... а может быть, вся эта орнаментальная геометрия с полотен художника кодирует выход в некое пространство, где человек делается недосягаемым для революций, нищеты и внутренних метаний.
Попытка «остановить мгновение» — ещё одна форма внутренней эмиграции, весьма характерная для латиноамериканского искусства. Этим объясняется его тяга к костумбризму и бытоописаниям — как в литературе, так и в живописи. Примером ностальгии по «здесь и сейчас» является творчество другого уругвайского художника: Педро Бланеса Виале (1878-1926), основоположника знаменитого «уругвайского люминизма».
Габриэль Пелуффо Линари — уругвайский искусствовед, архитектор, директор столичного Музея Изящных Искусств — определяет сущность люминизма следующим образом: «Смысл направления — возродить метафизическую концепцию КРАСОТЫ с точки зрения новых эстетических параметров. Женщина в саду, покрытые яблочными деревьями холмы, степное разнотравье под ярким небом — вечно прекрасная натура, которую достаточно по-новому высветить». («История уругвайской живописи», том 1)
Новаторство Бланеса Виале именно в «высвечивании»: используя идею цветовой политональности (достижение французских импрессионистов), он экспериментирует с техниками грунтовки холста, пробует различные текстуры и наполняет свои холсты пространством за счёт объёмных мазков, создающих контраст со специально размытым фоном.
.jpg)
Впрочем, иностранных кураторов больше интересует в латиноамериканской живописи не экзистенциальный её аспект, а... карнавальный. Жизнелюбие и томная самоирония толстушек Фернандо Ботеро, маски карнавальных монстров в воображении маленького Хуанито Лагуны, сарказм с картин-комиксов Йоланды Лопес и цирковые персонажи Карлоса Прюнелля. Праздник цвета и ритма воспроизводит модель реальности, в которой идентифицирует себя латиноамериканский социум... И к которой, жаждет приобщиться состарившийся Старый Свет.
По большому счёту, большая внутренняя эмиграция продолжается.
Ненормативное искусство: фильмами с матерщиной займутся прокуроры 
«Игра в бисер». Отрывок из романа Германа Гессе 
Конец эстетики. Как русский авангард захватил мир 
