Продюсер Игорь Матвиенко: «США ведут себя, как пахан на зоне»

Живём не хуже

Владимир Полупанов, «АиФ»: Игорь Игоревич, вижу по вашей дорогой и огромной студии (700 кв м), хорошо зарабатываете. ​

Игорь Матвиенко:  Зарабатывали. В нынешних условиях выжить бы, продержаться годик-другой. В кризис первыми страдают реклама и шоу-бизнес. Зато и восстанавливаются первыми. 

— А если судить по декабрю прошлого года, когда спрос на артистов был самый высокий, количество выступлений исполнителей вашего продюсерского центра сильно сократилось? 

— Да, на 30–40%. Только у «Иванушек» никакого спада не было. Как и год назад, были востребованы. «Иванушки» для праздников — самый оптимальный вариант: песни лёгкие, танцевальные и романтичные. К тому же любовь девичья сильна (смеётся).

— Юрий Шевчук сказал, что время сегодня не очень творческое, не до песен людям, по большому счёту. Согласны? 

— Я бы сказал, что время не музыкальное. Музыка перестала быть тем, чем была 30–40 лет назад. Тогда она была чуть ли не единственным развлечением. А сейчас людям гораздо интереснее тот же спорт. Да и интернет из способа доставки информации постепенно превратился в форму досуга. И музыка стала уже не такой значимой, какой была. 

— А может, интерес пропал, потому что качество самой музыки снизилось? Сегодня в год появляются в лучшем случае две – три песни, которые цепляют и остаются. А в основном поп-музыка стала одноразовой. 

— Мне кажется, что эта музыкальная форма просто себя изжила, перестала быть интересной. Почему люди с гитарами должны волновать людей в ХХI веке? Да, «Битлз» в Англии или «Машина Времени» у нас — это были почти национальные герои. А сегодня поп-герои появляются на год – два, как Леди Гага, и тихо исчезают. Поменялась культура потребления. Всё превратилось в товар, включая такие вещи, как музыка, душа, человеческие отношения. 

— Вы поэтому патриотизм сделали товаром? Я имею в виду группу «Любэ». Наживаетесь на патриотических чувствах.

— А в чём нажива? Если бы мы сейчас жили в Советском Союзе и была бы у нас такая патриотическая группа, а я был бы патриотическим композитором, тогда бы я наживался, получая от государства дачи, путёвки в санатории, авторские отчисления, звания. А сейчас... я даже не заслуженный артист. 

Если уж говорить о «наживе», то «Иванушки» до сих пор более успешный коммерческий коллектив, чем «Любэ». И потом, в какой-то момент уже не думаешь о коммерческой составляющей тех или иных вещей. А может, это уже возрастное... Но деньги уже давно не главное. Мы сидим в студии, вместо которой можно было бы поситроить ресторан или офисный центр, например. Или просто сдавать в аренду. А так это не бизнес. Денег вложена уйма, но оправдаются ли эти затраты — большой вопрос. В перспективе я планирую на её базе открыть музыкальную академию. Но это опять же бизнес не в тех масштабах, в которых мог бы быть в таком месте на таких площадях. 

Веселей, рабочий класс! 7 фактов о группе «Любэ»

Читать

— Легко ли сегодня стать знаменитым?

— Есть разные формы известности. Артист может стать временно популярным, но тотально знаменитым вряд ли. Может, это цинично звучит из моих уст, но сегодня страна не «производит», точнее сказать, не популяризирует своих героев. В 60-е о Гагарине, Терешковой, стахановцах, челюскинцах писали передовицы. А сейчас... Даже обидно. Я с Сергеем Аксёновым говорил: а почему бы прокурора Крыма Наталью Поклонскую не «раскрутить»? Молодая, красивая женщина, в форме, ведёт борьбу с преступностью. Таких людей надо находить в каждой сфере и делать всё, чтобы о них знали. Чтобы люди ориентировались на них, а не на Кончиту Вурст. Чтобы жить лучше. 

Наталья Поклонская: «Популярность важна для актёров. Я — прокурор».

— А что нам мешает жить лучше? Как американцы, например?

— Я не считаю, что мы живём хуже американцев. Бедность ведь проявляется, когда ты себя с кем-то сравниваешь. У кого-то такая машина, а у тебя похуже. Недавно разговаривал с тренером по сноуборду в Италии и спросил его: «Как живётся?». Он ответил: «Очень тяжело». Зимой месяц зарабатывает уроками сноуборда, а летом работает на стройке. Поэтому всё относительно и субъективно. 

— Нефть, газ — это благо для нашей страны или беда?

— Глобально, конечно, это благо. Это то, на что мы с вами существуем. Особенно мы, артисты. С другой стороны, когда нефть и газ дорогие, экономические институты пребывают в состоянии расслабленности. Деньги поступают, бюджет наполняется. Другие отрасли не развиваются. 

— Какую свою песню, проект, а может, работу над музыкой для открытия и закрытия Олимпиады в Сочи вы считаете вершиной своей карьеры? 

— Песню «Конь». 

— Вы это без иронии говорите? 

— Абсолютно серьёзно. Она есть в репертуаре большинства хоров. То есть стала почти народной песней.

— Не хочу вас ни в коем разе обидеть. Но если вдуматься в текст: это же абсолютная бессмыслица: «Мы пойдём с конем. По полю пойдём, мы пойдём с конем по полю вдвоём». 

— Могу прислать ссылку на статью, в которой один журналист предлагает сделать из этой песни гимн. И очень аргументировано доказывает, почему символ человека с конём для нас является исторической органикой. 

— Вы меня не убедили.

— Ну, что я должен ещё сказать? Что предъявить? Счёт из РАО? 

— Кстати, а сколько денег принёс вам «Конь»? И на какой песне вы заработали больше всего? 

— Не знаю. Когда я только начинал свою композиторскую деятельность в конце 80-х – начале 90-х, у меня была сберегательная книжка, куда раз в месяц перечислялись авторские. Помню, я с надеждой ходил в банк и думал: «Может, там хоть несколько рублей капнет». Однажды обнаружил там рублей 15. Это было такой радостью! А сейчас я даже следить перестал, чего там накапало. 

— А вы сходите, суммы с тех пор сильно поменялись, как мне рассказывали некоторые плодовитые авторы.

— Большие деньги в 80-е зарабатывали такие авторы, как Вячеслав Добрынин, Юрий Антонов. Я слышал, что они получали по 10–15 тысяч рублей в месяц. Во времена, когда зарплата была 150 рублей. Вот это были деньги!

— Помню, рассказывая о проектах, вы говорили, что «Любэ» возникла сама собой, «Иванушек» вы создавали потому, что у вас появились молодёжные песни, которые не подходили Николаю Расторгуеву. А почему возникли «Мобильные блондинки»? Песня «Марина» — это просто какая-то издёвка и глумление...

— Да. 

— Зачем? 

— Потому что какие-то вещи смешные, нарочитые нужно не критиковать, а высмеивать. С иронией к ним относиться. Как это делают участники «Камеди клаб», например, или «Камеди вумен». У девочек из «Тату» была игра в некие нетрадиционные сексуальные отношения. А их поклонницы этого не понимали и серьёзно подражали своим кумирам. Поэтому я считаю, что всерьёз такие проекты делать нельзя. Должен быть стёб и ирония. К сожалению, проект «Мобильные блондинки» у нас не состоялся так, как задумывался. В «Камеди вумен» изначально набрали девушек, которые умеют шутить и импровизировать. И потом, это разговорный жанр. Там проще. А чтобы стебаться в песнях, должны быть личности уровня Семёна Слепакова из «Камеди клаб» или Сергея Шнурова (группа «Ленинград» — Ред). Когда у нас началось движение по «переформатированию» (накачивание губ и т. д.) женской внешности, я нашёл модель, светскую львицу Олю Курбатову, которая была идеальным представителем этого направления — просто настоящая Барби. С неё группа и началась. Правда, остальных таких же девушек мы не нашли. Изначально это должна была быть китчевая группа. Но чего-то недоработали, видимо. Народ не понял, что это стёб. Ну и хрен с ними. 

— Что это значит? Закрываете проект? 

— Я сейчас к юбилею много дал интервью. Почему-то много вопросов мне задают про «Мобильных блондинок». Жанр стёба мне очень близок. Почему-то мне очень хочется сделать что-то в этом направлении. Я хочу доработать этот проект, может быть, как-то его переформатировать. Если времени хватит, конечно. 

— Недавно закончился проект «Голос», стартовал «Главная сцена», где вы — в жюри. Талантливых и голосистых ребят у нас много, но почему с ними дальше ничего не происходит? 

— У нас, к сожалению, слабая вокальная школа. Педагоги по вокалу, возможно, хорошие. Но они учат примерно одной и той же манере пения, основанной или на советском эстрадном вокале или на джазовой классике. Поэтому пачками выпускаются эти ребята, потом приходят на конкурс и все поют одинаковыми голосами перепетые много раз мировые хиты. Это просто хорошего или плохого уровня караоке. «Голос» — гениальный проект. Но он подтвердил то, что я сейчас сказал. Появилась плеяда новых артистов, которые очень хорошо изображают иностранных исполнителей. Вот это мне не нравится. Поэтому я и хочу сделать что-то такое, что отвечало бы современным тенденциям. 

— Неужели нет исключений? 

— Бывают редкие исключения, как Антон Беляев, например. Он абсолютно неформатный исполнитель, но, тем не менее, за короткий период нашёл свою аудиторию. На проекте «Главная сцена» он является моим напарником, сопродюсером. 

— Чем проект «Главная сцена» отличается от других телеконкурсов?

— Наверно, всё это очень похоже на «Фабрику звёзд», в этом проекте заняты реальные продюсеры. И у исполнителей, участвующих в проекте, есть реальный шанс быть не брошенными по окончании проекта. С ними и дальше будут работать профессионалы. 

«Главная сцена» VS «Голос»: 5 принципиальных различий.

Подробнее

— Вы отвечали на Олимпиаде за всю музыкальную составляющую...

— Не за всю, но за многие вещи. Мы записали большие оркестры, исполняющие, например, Бородина, но не в классическом, а в трансформированном виде. Олимпиада — это уникальное событие в истории страны. Начиная с того, какое это было великолепное шоу, и заканчивая количеством наших золотых медалей. К сожалению, всё это было немножко смазано последующими событиями на Украине.

— Немножко?!

— Мне иногда кажется, что нам просто отомстили за слишком большие успехи. США ведут себя как пахан на зоне. Вот он сидит уже много лет, решает все вопросы, а тут вдруг появляется кто-то ещё и говорит: «Чувак, я с тобой не согласен. Давай жить хотя бы по понятиям». До того момента, как в Киеве не случился переворот, никто ведь на Крым не претендовал. Но сейчас даже непонятно, как из этой ситуации выходить. Заехали так далеко. 

Порой я даже боюсь поехать за границу. Когда пересекаю границу где-нибудь в Европе, у меня на душе неспокойно. У меня проверяют каждый штамп в паспорте, смотрят подозрительно. Вот вам хвалёная европейская демократия. Это вообще утопия, на мой взгляд. Как может быть демократия, когда есть предвыборная кампания? Демократия — это когда народ честно должен выбирать. А когда в политика вкладывают деньги, делают его звездой, как в шоу-бизнесе, какая же это демократия? Это борьба капиталов. Поэтому никакой демократии ни в Европе, ни в США нет. Её просто не существует. 

— Но, наверно, демократических институтов, свобод там больше. 

— В каких сферах? В СМИ? Которые контролируются везде, особенно в США, где 5 крупных конгломератов управляют всеми СМИ. Какая, к чёрту, свобода слова? Все СМИ навязывают мнение своих хозяев. Это не демократия. Точно так же и у нас. Так везде. 

— Санкции вас пугают? 

— Санкции иногда меня даже радуют. Потому что такая встряска полезна для общества. Прекрасно помню период всеобщего дефицита — чудесное было время. Предназначение человека точно не в том, чтобы зарабатывать большие деньги, покупать золото-бриллианты и ездить в Куршавель и Сан-Тропе.

— Однако при этом вы живёте на Рублёвке, ездите на дорогой машине, да и в Куршавеле бываете.

— В Куршавель я раньше ездил. 

— А сейчас дорого? 

— Дорого. И не тянет. Хотя два года назад я праздновал там день рождения — ко мне прилетели Коля Расторгуев и Андрей из «Иванушек». Это был февраль, уже не сезон. Помню, мы зашли в один новый только построенный отель, который очень нам понравился с точки зрения дизайна. И мы с Колей пошли на ресепшн поинтересоваться, сколько стоит номер не в сезон. Выяснилось, что «стандарт» — 6 тысяч евро в день и 10 тысяч — «джуниор». А сколько они стоят в сезон, мы даже постеснялись спрашивать. 

— Санкции вас мало заботят. А что заботит? 

— Реально беспокоит, что может такая заваруха начаться — Третья мировая война. Думаю, что американцы пойдут до конца и у наших границ НАТО разместит свои базы. Понимая характер нашего президента, думаю, что и он тоже не отступит. Потому что «за нами Россия, Москва и Арбат». Мы уже далеко зашли. Отступать некуда.

— Это нам за Крым?

— Если бы Крым не вернулся в состав России, то сейчас там было бы то же самое, что происходит в Донецке. Крым был бы разбомблен. Я был там весной прошлого года и ни разу не слышал украинской речи. Там живут русские люди. Плюс там находится наш флот. И там бы тоже началась такая заваруха — мама не горюй. В «Повести временных лет» наш первый князь Олег сказал, что «Киев — мать городов русских». Причём мать, а не отец. То есть Русь пошла от Киева, поэтому исторически мы — одно целое. Но так, к сожалению, считают только русские. Украинцы так, увы, не считают. 

— Бывший главный редактор газеты «КоммерсантЪ» Владимир Яковлев считает, что после 50 — это возраст счастья. Вы с ним согласны? 

— Если найти полную гармонию с собой, миром, Богом, то, конечно, счастье можно обрести в любом возрасте. Хотя понятие счастья — вещь довольно туманная. По-настоящему счастливых людей я видел только в монастырях. Как-то был на Афоне и общался с монахами из Сербии, Греции, России. Вот они — по-настоящему счастливые люди. 

— В миру это достижимо?

— Очень тяжело. Монахам, конечно, тоже непросто. Но нам гораздо тяжелее. Мы же все в искушениях, грехах — отсюда гордыня, тщеславие. Да и общий разврат. 

— Особенно в шоу-бизнесе. У вас никогда не возникло желания обрести настоящее счастье и уйти в монастырь? 

— Во-первых, у меня слишком много грехов, во-вторых, несовершеннолетних детей. Я настолько сильно погружён в систему, что сложно все это оставить. Хотя бывают периоды, как сейчас, например, когда хочется всё бросить. Я нахожусь на грани психологического нервного истощения. Потому что совпало многое: телевизионное шоу, параллельно идёт подготовка к юбилею. Продержаться февраль — вот это и будет счастье.