— Голубушка, будьте чуть смелее. Что вы собираетесь читать? — голос Вахтангова гулко прозвучал в полупустом зале небольшой студии. — «Пир во время чумы»? Что ж, начинайте.
Невысокая, скромно одетая девушка с то и дело выбивающимися из-под косынки прядями волос вышла на середину зала и задорно начала декламировать Пушкина. Во время чтения стихов ноги и руки поступающей против ее воли выделывали какие-то то ли акробатические, то ли клоунские движения.
— Откуда эта забавная девчонка? — повернулся Вахтангов к сидящему рядом с ним молодому красивому человеку. — Случаем не циркачка?
— Вы почти угадали, Евгений Багратионович. Мариц... Мареуц... А-а, Марецкая, вот... Вера Петровна... действительно подрабатывала в цирке. Только не на манеже, а в буфете. Помогала отцу торговать конфетами.
— Я думаю, из нее может получиться хорошая актриса. И ты, Юрочка, поможешь Вере Петровне ею стать.
На лице Юрия Завадского, любимого ученика Вахтангова, единственного из студийцев, кому режиссер позволил присутствовать на вступительных экзаменах, появилась счастливая улыбка. Даже если бы и не поручение учителя, молоденькую девушку, мечтающую о сцене, он бы без внимания не оставил...
Вера и Юрочка
О своей первой встрече с Завадским Вера Петровна вспоминать не любила. Почему, она и сама не знала. Может, из-за того, что Юрочка в тот момент видел ее беспомощность? Куда приятнее были воспоминания об их свадьбе. Впрочем, произошедшее в тот день сложно назвать свадьбой — они зашли в загс в арбатском переулке по дороге в театр и тихо, без цветов и шампанского зарегистрировались. У нее даже ни одной свадебной фотографии нет. Единственное напоминание о судьбоносном событии — запись в трудовой книжке: «Завадская Вера Петровна».
Это была их с Юрочкой тайна: о том, что Вера поменяла фамилию, в театре так никто и не узнал. Для миллионов поклонников она навсегда осталась Марецкой...
Тишину больничного утра («Надо же, за окном совсем рассвело, а я опять так и не уснула.») нарушил скрип открывающейся двери в палату.
— Доброе утро, Вера Петровна. Как вы себя чувствуете? Нормально? Ну и хорошо. Скоро принесу завтрак. Что? Какие записки? Нет, вам никто ничего не передавал.
Ну да, правильно. От кого она еще надеется получить послание, если Юрочки больше нет? Странная все-таки вещь — судьба. Странная и страшная. Всю жизнь они были рядом — Завадский и его актриса, «Хозяйка», как ее называли в театре, — и в молодости, и в пору славы, и в самом конце, когда даже их палаты располагались на соседних этажах Кунцевской больницы. Была среди пациентов Кунцевской и другая знаменитая актриса из их с Юрочкой театра, ее вечная соперница — Любовь Петровна Орлова. Но о ней Вера Петровна в последние дни предпочитала не вспоминать. Тем более что и Орлова демонстративно делала вид, что не знакома с Марецкой.
Ну что ж, это театр. Ей ведь передавали, что говорила Орлова о спектакле «Странная миссис Сэвидж», в который Марецкая ввелась вместо нее: «Не могу смотреть на эту домработницу!» И это о ней! Откуда только у людей берется такая злость? Может, Любовь Петровна обиделась, что у нее забрали роль? Ну так с кем не бывает? Это же театр, и незачем при людях говорить о коллеге, пусть и нелюбимой (можно подумать, Орлову кто-то обожает), всякие гадости...
Все будет хорошо?
Дверь в палату снова открылась. На большом подносе медсестра внесла завтрак — манную кашу, белый хлеб («Сколько раз можно повторять, что мучное она не ест?»), масло и кофе.
— Вера Петровна, приятного аппетита! Вы непременно должны позавтракать. Вот увидите, все будет хорошо. Вы обязательно поправитесь.
Ага, поправится. Первый раз ей об этом сказали в 69-м, когда она попала в больницу с диагнозом «мастопатия». Опухоль была злокачественной. Но после пятичасовой операции врачи успокоили, что все будет нормально. Успели. И первое время действительно все вроде бы было хорошо. Но в 73-м, садясь в машину, она сильно ударилась головой. Появилась шишка, которая стала расти. И страшно болела! Во время одной из репетиций боль стала такой невыносимой, что она потеряла сознание и упала в обморок. Это был, пожалуй, второй случай, когда Юрочка видел ее беспомощной. «Теперь у тебя в театре есть падшая женщина», — придя в себя, улыбнулась она, глядя ему в глаза.
Врачи и тогда пообещали, что ничего страшного больше не произойдет. Пообещали и... фактически поселили в больнице — месяц разрешали выходить на сцену, а потом месяц держали в палате. Потом снова на месяц отпускали играть и вновь клали в больницу. И при этом все время говорили, что она поправляется, поправляется, поправляется...
Юрочку тоже успокаивали, и он тоже поначалу верил. И она вместе с ним верила. Пока... Пока, почти как сегодня, не скрипнула дверь палаты и профессор, старась не смотреть ей в глаза, сообщил, что Юрий Александрович Завадский скончался. Первой о его смерти почему-то сообщили ей, хотя мужем и женой они не были уже больше сорока лет. Хотя что за глупое «почему-то»?! Разве могло быть как-то иначе?
Вся ее жизнь была связана с Завадским, его именем, его спектаклями, его радостями и его проблемами. Он требовал ее к себе (где бы она ни была) даже тогда, когда у него просто болела голова. Ей потом передавали, что Раневская, приходя в театр, передразнивает «Ве-Пе»: «Ребенку требуется мамочка!»
Странная вещь — судьба. Странная и страшная. Первый раз она подумала об этом в 37-м, когда стало известно об аресте и расстреле двух ее братьев — Мити и Гриши. Первый работал в «Правде», второй — в «Комсомолке», оба — ученики Бухарина. Как она умоляла лубянских начальников дать ей хотя бы возможность повидать братьев! Куда там! Единственное, что позволили, — усыновить Шурку, племянника. Сын с дочерью нормально приняли нового брата.
Другой раз свою несправедливость судьба продемонстрировала ей в сорок первом. Только-только закончились съемки фильма «Она защищает Родину». После первого показа, на котором были все свои, ни один человек не сказал ей ни одного доброго слова. Все почему-то смотрели мимо. «Неужели я завалила роль?» — терзалась всю ночь Марецкая. Все выяснилось утром следующего дня: за час до премьеры на студию пришла похоронка. Погиб ее второй муж — Георгий Троицкий, Троша.
«...живучая»
Единственным близким человеком остался Юрий Завадский. Помогал с продуктами, с одеждой для детей, советовал, как лучше хлопотать за младшую сестру. Танюшу арестовали после того, как на экраны вышел фильм «Член правительства». Но успех Марецкой-старшей не помог. Тюремное начальство заметило лишь фильм «Она защищает Родину». После премьеры Татьяну вызвал начальник тюрьмы: «Так вы и есть сестра Марецкой? А что, очень похожи... Идите».
Да, вот такая вот жизнь. Сейчас опять придут врачи и начнутся ужасные про цедуры. Зачем? Конец-то все равно один, и она знает, что он не за горами. Как бы ей хотелось всегда в жизни говорить только одну реплику ее королевы Анны из «Стакана воды»: «Я так хочу, я так приказываю, я королева». И все препятствия и проблемы после этого отступали бы. Но все, как всегда, происходит наоборот. И девизом ее, отнюдь не королевской, как думали многие, жизни, оставались слова другой хрестоматийной героини: «Вот стою я перед вами, простая русская баба, мужем битая, попами пуганая, врагами стреляная — живучая»...
