На днях герою исполняется 45 лет. «АиФ» поговорил с ним о войне и мире.
Где начинается родина?
Алексей Чеботарёв, «АиФ»: Шамиль Жалилович, за что сейчас Россия воюет в Сирии?
Шамиль Кокинаев: За свои интересы — спасаем нашего союзника, наш форпост на Ближнем Востоке. Интересы есть у каждого государства, а мы — мировая держава, значит, они у нас есть в любой точке мира.
— Солдат и офицеров не жалко? А медсестёр?
— У солдат и офицеров работа такая — воевать, убивать и умирать. Что до медсестёр — они ведь тоже военнослужащие. Не так ли? У нас военнослужащие не разделяются на мужчин и женщин.
— То есть, когда мы говорим, что жизнь человека бесценна, мы исключаем военнослужащих из числа людей?
— Нет, просто для солдата и офицера есть то, что дороже жизни, — Родина и честь. Родина и честь могут быть и дороже свободы. Вот я офицер. В 1994 г., когда начался раздел армии, нас пытались заставить присягнуть Узбекистану. Я отказался — офицеры дважды не присягают. Меня хотели посадить за это в тюрьму. Удалось уехать в Россию, но, если бы посадили, я присягать Узбекистану всё равно не стал бы. Но то, что Родина и честь на первом месте, не означает, что нужно воевать, не думая о потерях. Я первым делом всегда считал потери. У нас, например, в первую чеченскую кампанию погибших было 7 человек: 2 офицера и 5 солдат. Это из 500 бойцов. Сколько мы сами «наделали» — другой разговор...
— Разве Россия и СССР — одно и то же? От советской присяги, наверное, вы были свободны после развала Союза...
— Россия сразу официально объявила себя правопреемницей СССР, поэтому я знал, что буду служить только России. Сейчас она продолжает СССР не только на словах. Советский Союз был великой державой, перед которой дрожали все и где офицеры были «белой костью». И мои однокашники, которые сейчас служат в армии, говорят, что постепенно возрождаются и та военная мощь, и то отношение к офицерскому корпусу, которое было в Союзе. У офицеров хорошие зарплаты, квартиры, социальная защищённость. И правильное, без уравниловки, отношение к военнослужащим: когда лейтентант, который на пузе ползает, может зарабатывать больше штабного майора.
СССР нам многое дал. Даже те новые образцы вооружений, которые мы видим сегодня на парадах, были сконструированы тогда. Сейчас мы возрождаем утраченное в 1990-х.
— Значит, всё-таки хорошая зарплата мотивирует не хуже понятий «Родина» и «честь»?
— Хорошая зарплата и социальная защищённость офицеров — показатель их нужности обществу. Это важнее для страны, для народа, которому служит армия. Но офицер всё-таки служит не за зарплату, а в соответствии с присягой. Когда я из первой командировки приехал, телевизор было не на что купить. Для русского офицера это обычное дело. Мы привыкли, что, когда всё хорошо, это... нехорошо. Должны быть в жизни трудности и шероховатости, без них скучно.
— Но есть же какой-то предел у «шероховатостей»? Как служить в армии, воевать, когда тебе гражданство не дают, как вам, когда платят гроши?..
— Всем тогда трудно было, не только офицерам — распалась огромная держава. И кто-то должен был воевать за Родину. При этом в Чечню офицеров силой не отправляли. Это рядовых не спрашивали. Но у меня были контрактники, они сознательно шли. Первые «контрабасы», 1995 г., были не те, что сейчас, — ранее судимые, но хорошие ребята — в спину не стреляли, хотя «учить» приходилось.
Особенности наведения порядка
— За что в Чечне воевали?
— Ну как «за что»? Была официальная задача — наведение конституционного порядка. Задачу объясняли личному составу специально обученные замполиты. Какие-то идиоты там решили, что Чечня и Дагестан — не Россия, мы объясняли им, что это не так. Ведь только дай возможность отделиться одному или другому — с чем мы останемся? С одной Москвой? И мы своего добились — Кавказ замирили, Чечню вернули и восстановили. Там бывают преступления и теракты, но войны нет.
— Не по этому ли образцу Украина сегодня наводит свой «конституционный порядок»?
— Не согласен! Извините, в Чечне горстка бандитов — все руководители были с уголовным прошлым — захватила власть и провозгласила независимость. А на Донбассе выборы и референдум проводили. И воевали мы по-другому — давали время для эвакуации мирного населения. Украинцы же жилые дома с землёй ровняют! А Крым всегда был и будет российским. В возвращении Крыма мы тоже с друзьями приняли посильное участие. У меня, как у многих советских офицеров, есть бывшие сослуживцы и однокашники в украинской армии. Общались с ними, уговаривали не сопротивляться. Уговорили. А на Донбассе пусть они сами разбираются. Но раз люди не хотят жить в составе Украины — зачем их заставлять?
— У украинцев и на это есть ответ: «Пусть уезжают». Вы же уехали — ни в Казахстан, ни в Узбекистан не вернулись, чтобы присоединить их к России...
— Такого приказа тогда не было. (Смеётся.)
— Будет ли война? Мировая или против России?
— Большая война не нужна никому, это совершенно точно. Что касается «малых войн» — они если начнутся, то с территории соседних стран. Ну, пусть зайдут. Во время конфликта в Грузии в 2008 г. друзья рассказывали, что видели грузинские танки только издали — те постоянно улепётывали. Потом, когда грузины трястись перестали, начали просить: «Верните нам “хаммеры” (военные авто. — Ред.), они дорогие». Пусть зайдут — снова «хаммерами» разживёмся...
— А вы ещё воевать пойдёте?
— Верховный позовёт — конечно, пойду. Пока отдыхаю от оружия. Я с ним не расставался с 1994 по 2001 г., даже спать с оружием приходилось. Сейчас и в руки брать не хочу. Оружие для меня табу.
